Соскэ тут же забыл о письме. Один из сослуживцев рассказывал ему сегодня, что недавно в районе вокзала Симбаси он видел английского генерала Китченера[5]. «Такие люди везде привлекают всеобщее внимание, – размышлял Соскэ, – в любом уголке мира. Может быть, это судьба? Его прошлое, как и будущее, так не похоже на будущее Китченера, что трудно поверить, будто оба они принадлежат к одной и той же породе, породе людей».

Погруженный в раздумья, Соскэ усиленно дымил сигаретой. С вечера задул ветер. Шум его все усиливался, словно он ближе и ближе подступал к дому. Временами ветер стихал, и тогда становилось еще тоскливее. Сложив руки на груди, Соскэ думал о том, что скоро начнут топить очаги и повсеместно будут вспыхивать пожары.

Он заглянул на кухню. Там жена над раскаленными докрасна углями жарила на проволочной сетке нарезанную кусками рыбу. Склонившись над раковиной, Киё мыла соленые овощи. Женщины так усердно работали, что им даже некогда было перекинуться несколькими словами. Соскэ постоял, послушал, как шипит жир, капающий на угли, молча закрыл сёдзи и вернулся на прежнее место. О-Ёнэ даже не подняла глаз от рыбы.

Когда, покончив с едой, супруги сели возле хибати, О-Ёнэ сказала:

– Ничего не получается с Саэки.

– Что поделаешь. Придется ждать возвращения Ясу-сан.

– Может быть, стоит поговорить пока с тетушкой?

– Подождем немного. На днях что-нибудь выяснится.

– Но ведь Короку-сан сердится. А разве хорошо это? – нарочно сказала О-Ёнэ и улыбнулась. Сосредоточенно глядя вниз, Соскэ пытался воткнуть в воротник кимоно зубочистку.

Через день Соскэ сообщил Короку, какой ответ пришел от Саэки. На сей раз в конце письма была приписка, что, дескать, на днях все как-нибудь образуется. Словно тяжкое бремя свалилось с плеч Соскэ. Он, как обычно, ходил на службу и со службы, решив, видимо, не думать об этом деле, покуда само оно каким-нибудь образом не даст о себе знать. Возвращался он поздно и в редкие дни заставлял себя потом выйти из дому. Гости у них почти не бывали, и случалось даже, что за ненадобностью они отправляли служанку спать совсем рано, когда еще не было и десяти. После ужина супруги, сидя все у того же хибати, еще с час беседовали на обычные темы, касающиеся их жизни, только обходили молчанием всяческие невзгоды, впрочем, не представляя себе, как, например, погасить задолженность в рисовой лавке, хотя близился конец месяца. И уже не было в их разговоре поистине удивительных и красотой своей, и цветистостью слов, неуловимо скользящих между влюбленными. А чтобы обменяться мнениями о каком-нибудь прочитанном романе или там научной книге – такое им и в голову не приходило. Все это осталось позади, и хотя до старости еще было далеко, жизнь с каждым днем становилась все бесцветнее, все скучнее. А может быть, так было всегда, может быть, оба они, сами скучные и бесцветные, соединили свои судьбы, чтобы, в силу обычая, влачить унылое супружеское существование.

С первого взгляда могло показаться, что супругов ничто не тревожит, даже судьба Короку. Сердобольная, как и все женщины, О-Ёнэ раз или два вскользь заметила мужу:

– Сходил бы в воскресенье к Ясу-сан, может, он уже вернулся?

– Что ж, можно и сходить, – как-то неопределенно отвечал Соскэ, тем дело и ограничивалось. В воскресенье Соскэ и не вспоминал об этом, а О-Ёнэ ему не напоминала. В погожий день она обычно говорила:

– Пошел бы погулял немного.

В ненастье замечала:

– Хорошо, что нынче воскресенье.

К счастью, Короку не появлялся. Целеустремленный по своей натуре, он, в чем-либо утвердившись, стоял на своем обычно до конца и в этом очень походил на Соскэ студенческих времен. Случалось, правда, что настроение у него резко менялось, он забывал о том, что еще вчера считал главным, и держался так, будто ничего не произошло. Такой же неуравновешенностью некогда отличался Соскэ, недаром они были братьями. Трезвому рассудку Короку претили лишенные всяких чувств логические рассуждения, равно как и лишенные здравого смысла чувства. О чем бы ни шла речь, он старался уловить главное и делал все, чтобы довести вопрос до его логического разрешения. Физическую силу и крепкое сложение Короку вполне заменяли неукротимая энергия и молодой задор.