– Что это Киё там заливается? – спросил Соскэ, заглядывая в вазочку с печеньем.
– Да оттого, что ты забавляешься с игрушкой, а детей мы с тобой не заводим.
– А-а, – небрежно протянул Соскэ, но тут же спохватился и ласково, будто раскаиваясь, взглянул на О-Ёнэ: – Был же ребенок.
О-Ёнэ сразу умолкла, но через некоторое время обратилась к Короку:
– Что же вы не едите печенья?
– Спасибо, я ем, – ответил Короку, но О-Ёнэ уже не слышала, она ушла в столовую. Братья снова остались одни.
Дом находился в самой глубине квартала, минутах в двадцати от трамвайной остановки, и еще до наступления вечера здесь воцарялась тишина, лишь изредка гулко постукивали гэта прохожих. С приближением ночи становилось все холоднее.
– Днем тепло, а вечером просто не знаешь, как согреться, – сказал Соскэ, пряча руки под кимоно. – В общежитии топят?
– Нет еще. Ждут холодов.
– В самом деле? Значит, тебе приходится зябнуть?
– Разумеется. Но от подобных вещей я меньше всего страдаю. – Короку замялся, потом решительно спросил: – Скажи, как обстоят дела с Саэки? Сестрица говорила, что сегодня ты послал письмо…
– Ага, послал. Денька через два, я думаю, ответят. А после я еще сам к ним схожу.
Нельзя сказать, чтобы Короку очень уж устраивала такая невозмутимость брата. Но держался Соскэ ровно, без излишней резкости и в то же время без трусливого стремления выгородить себя. Поэтому у Короку не хватило духу напуститься на брата с упреками, и он сказал лишь:
– Выходит, пока все остается без изменений?
– Да, и в этом я виноват перед тобой. Даже с письмом затянул. Что поделаешь, за последнее время нервы совсем сдали.
В ответ на это заявление Короку кисло усмехнулся:
– Если ничего не выйдет, я, пожалуй, брошу учебу и подамся в Маньчжурию или Корею.
– Маньчжурию или Корею? Это безумие! Не ты ли сейчас говорил, что Маньчжурия место опасное и доверия не внушает.
Так братья ни до чего и не договорились.
– Ты пока не волнуйся. Может, образуется как-нибудь. Я тебе сразу сообщу, как только получу ответ. Тогда и потолкуем.
Перед уходом Короку заглянул в столовую, где О-Ёнэ сидела у хибати.
– Сестрица, до свиданья!
– О, вы уже уходите? – вышла к нему О-Ёнэ.
4
Ответ от Саэки, так тревоживший Короку, пришел, как и ожидали, через несколько дней. Предельно краткий, он мог бы уместиться на открытке, но был аккуратно вложен в конверт с трехсэновой маркой. И написан не Ясуноскэ, а теткой.
Соскэ заметил конверт сразу, когда, придя со службы и переодевшись, сел греться у хибати. Кончик конверта чуть-чуть выглядывал из ящика стола. Отхлебнув зеленого чаю, Соскэ поспешил распечатать письмо.
– Оказывается, Ясу-сан уехал в Кобэ! – воскликнул он, продолжая читать.
– Когда? – О-Ёнэ как подавала мужу чай, так и застыла на месте.
– Точно не сказано, написано лишь, что «в скором времени должен вернуться в Токио», так что скоро, наверно, вернется.
– «В скором времени» – узнаю манеру тетушки.
Соскэ пропустил мимо ушей замечание жены, сложил письмо и, отбросив его, нервно потер шершавый, несколько дней не бритый подбородок.
Письмо О-Ёнэ подняла, но читать не стала, а положила его на колени и взглянула на мужа.
– «В скором времени должен вернуться в Токио» – что она имела в виду, как ты думаешь?
– Что Ясуноскэ вернется, тогда она с ним посоветуется и сообщит.
– «В скором времени»… Значит, не пишет, когда именно он вернется?
– Нет.
Для достоверности О-Ёнэ пробежала письмо глазами и снова его сложила.
– Дай конверт. – О-Ёнэ протянула руку. Соскэ взял голубой конверт и передал жене. Конверт никак не раскрывался, и О-Ёнэ дунула в него, чтобы вложить письмо, затем ушла на кухню.