Первый привал в холодной лощине принес не столько отдых, сколько осознание суровой реальности их нового положения. Прощание с Линосом отозвалось эхом в душе каждого, но дорога не ждала. Едва утихли отголоски их тихого обеда, как Кассия поднялась, сверяясь с картой и хмурым небом.

– Нужно идти, пока светло, – сказала она своим ровным, деловым тоном, который теперь казался единственным островком порядка в окружающем хаосе. – До темноты нужно найти место для ночлега получше этой дыры. И желательно с водой.

Они снова двинулись в путь. Дождь прекратился, но серое небо не просветлело, а ветер стал только злее, пронизывая мокрую одежду ледяными иглами. Предгорья постепенно переходили в настоящие горы – не такие высокие, как те, что виднелись на севере Фитии, но дикие, неуютные, с крутыми каменистыми склонами, поросшими чахлым кустарником и низкорослыми, искривленными ветром соснами. Тропа, если ее можно было так назвать, часто терялась среди камней или уходила под завалы, приходилось продираться сквозь колючие заросли или карабкаться по скользким скалам.

Усталость накапливалась неумолимо. Шаги становились тяжелее, дыхание – прерывистым. Первоначальный эмоциональный шок от ухода Линоса начал уступать место глухой физической измотанности. Воспоминания о теплом доме, о смехе друга, о беззаботных днях в долине все реже всплывали в сознании, вытесняемые насущными проблемами: куда поставить ногу, чтобы не поскользнуться, как укрыться от пронизывающего ветра, когда будет следующий привал. Боль в натертых плечах от лямок мешков, ноющие мышцы ног, сосущее чувство голода – вот что стало их реальностью.

Арион старался поддерживать бодрость духа, подбадривал Кассию, когда та слишком углублялась в карту, помогал Боросу обходить особенно трудные участки. Его стремление сохранить единство группы теперь проявлялось не в словах, а в действиях – в готовности разделить тяжесть пути, в молчаливой поддержке. Но и он чувствовал, как тают его силы, а сомнения (Третий Сторге) в правильности их пути снова начинали шевелиться в душе, питаемые усталостью и холодом.

Борос шел с мрачной решимостью, его мощная фигура казалась высеченной из камня. Он упрямо преодолевал препятствия, прокладывая путь там, где тропа исчезала, помогая друзьям перебираться через завалы. Но даже его нечеловеческая выносливость имела предел. Арион видел, как тяжело он дышит на подъемах, как напряжены его плечи, как он время от времени морщится, видимо, от боли в ушибленной при падении в овраге спине. Его молчание становилось все более угрюмым, сосредоточенным на физическом усилии.

Именно сейчас лидерство незаметно, но твердо перешло к Кассии. Ее знания и практичность (Первая Агапе), ее способность к стратегическому мышлению и ориентации на местности (Второй Сторге) стали для них спасательным кругом. Она находила едва заметные тропы, по которым, возможно, ходили лишь горные козы, указывала на редкие источники с чистой водой, определяла съедобные коренья, которые могли хоть немного утолить голод, когда их скудные запасы начали подходить к концу. Она строго следила за темпом, не позволяя им ни рассиживаться на привалах, ни гнать из последних сил.

– Этот корень можно есть, – говорила она, выкапывая из-под камня невзрачное растение. – Горький, но питательный. А вот эти ягоды – не трогайте, ядовитые. Борос, здесь склон осыпается, иди левее. Арион, следи за камнями сверху.

Ее спокойный, деловой тон успокаивал, придавал уверенности. Она не жаловалась, не показывала усталости, хотя Арион видел, как бледны ее щеки и как темные круги залегли под глазами. Она просто делала то, что нужно было делать для выживания их маленькой группы. Физические трудности и суровая необходимость выживания вытесняли все остальное, сплачивая их по-новому – не через слова и эмоции, а через общее преодоление, через молчаливую зависимость друг от друга перед лицом дикой, равнодушной природы. Воспоминания о Линосе и душевные терзания отступали на второй план перед лицом холода, голода и изматывающего пути.