Горло Киры сдавили слёзы, и она как назло не могла выдавить ни слова, а Урсуле должно быть, говорить было ещё труднее. От этих мыслей она почувствовала новый приступ вины. Они общались глазами, и она совсем ничего не понимала. Потрескавшиеся губы разлепились, но девушка под одеялом набралась решительности быстрее и между её бровями легла складка, когда она задала вопрос, ставший толчком. Ударом, отправившим Киру в падение в пропасть хриплым:

– Who are you?3

***

Сначала врачи ссылались на странные последствия наркоза. Потом оправдывались серьёзными осложнениями после падения. Затем, сводили всё к сотрясению мозга. Наконец объявили, что такие случаи уже были известны науке, но им нужно время, чтобы разобраться. Найти причины…

Причины того, почему девушка в постели не была Урсулой. Её Урсулой. Кира поняла это сразу, как только услышала диагноз врачей: после падения с пятого этажа и получения множественных травм пациентка очнулась после семи часов комы и говорит только на английском языке, а родной язык для неё, всё равно, что русский для иностранца.

Полиция расспрашивала о конфликтах в доме. Врачи интересовались, что могло повлечь такой феномен. Всем нужны были ответы, от прямых вопросов больную спасало только незнание языка.

– Она сказала нам, что хочет учиться за границей. Должно быть, слишком зациклилась на этом, – с перекошенным лицом выдавила мама Урсулы. Наверное, она тоже не чувствовала в личности на кровати связь со своей дочерью. Кто-то подменил её душу, пока она лежала в коме, не иначе. Отец вытянул её в коридор, утешая и принимая рубашкой на груди слёзы любимой. Его собственные глаза были на мокром месте и покраснели: они прилетели прямиком на вечернем рейсе из командировки во Франции. Полиция выкладывала теории. Врачи обсуждали симптомы. Посреди хаоса, который она сама и вызвала, Урсула лежала на кровати с потерянным лицом, и чувствительное сердце Киры сжало тисками угрызения. В этом штормовом океане людей и преследуемых ими целей она была совершенно одна, потому что никто её не понимал или не хотел понимать. Для одних незнание языка было препятствием, для других – оправданием. Кира присела на краешек кровати и на ломанном английском начала то, что вчера утром оборвалось провалом. Разговор по душам.

– Ты совсем никого здесь не узнаёшь?

– Нет. Я ничего не понимаю. Наверное, это его проделки. Да ты всё равно не поймешь, о чём речь! – Урсула раздражённо отмахнулась, и вопрос Гвен застрял внутри, съёжился, засох и опал тяжёлым бутоном в провал желудка. От неё грубо отмахнулись.

– Ты помнишь, что произошло перед… твоим самоубийством?

– Самоубийством? Я бы никогда не подумала умирать. Это был страшный взрыв, а я ничего не смогла сделать, – её голос сорвался до шёпота.

А Кира совсем ничего не понимала. Они говорили на разных языках о разных вещах. Как будто на месте Урсулы был другой человек.

– Ты что-то видела, пока была в коме? Наверное, взрыв был там.

– Это не было комой. Это была реальная жизнь, – она вздохнула, а потом вдруг обреченно выдавила. – Я в коме сейчас. И вы все просто иллюзия моего мозга. Тебя. Всех вас не существует. В моей жизни.

Слова насадили её бьющееся сердце на иголки, подобно умирающей бабочке, и оно затрепыхалось, окровавленное.

– Нет же. Мы с тобой знакомы уже почти полгода, – Кира пыталась напомнить всеми возможными способами и чтобы доказать реальность происходящего взяла чужую руку.

Урсула не обратила на неё взгляд, вместо этого она смотрела на свою кисть, на запятнанное синяками предплечье, на длинные ржавые волосы.

– Послушай, можешь подать мне зеркало, – она, наконец, обращалась не в пространство между ними, но голос её был холодным, как к прохожему на улице незнакомцу.