***

На улице воздух дрожал от воя сирен. Машины заняли весь двор перед высоким белым домом, выделявшимся на фоне разноцветных жилых комплексов. Некогда главная гордость города, здание стояло полуразрушенное, в трещинах от взрыва, с вылетевшими стёклами, объятое языками пламени.

Верхний этаж готов был обвалиться в любую секунду и добавить к жертвам взрыва тела спасателей. Кому-то повезло меньше. Те, кто на собрании сидел или стоял близко к южной стене, приняли собственными телами всю сокрушительную силу удара и покоились прямо на осколках вылетевших стёкол, на мокрой от крови земле. Кому-то повезло больше. На поражённом фасаде трещины расцветали узором ветвистого дерева, а на полу, в отсветах красного и оранжевого, лежало тело старшего сержанта. Было невыносимо жарко и нечеловечески больно. После происшествия вяло и тягостно жизнь вставала с мёртвой точки, но тело в форме больше не подавало её признаков.

В 20:47 запыхавшиеся отец и сестра патрульной затормозили перед дверью с табличкой «Кома». Всё, что после взрыва осталось от Гвен, представляло собой бессознательное тело в переплетении бинтов и паутине капельниц на простынях больничной палаты.

В 23:47 опершись лбом на оконное стекло Кира провалилась в сон, истязав себя призраками догадок об исходе событий минувшего дня. Сквозь стекло луна наблюдала за ней из безмолвия далекого космоса.

В 1:47 тишину двора прервал громкий стук и жалобное завывание сигнализации. На помятом капоте легковой машины в углублении из выпуклых кусков металла лежало обмякшее тело девушки. Ветер запутался в шторах распахнутого на пятом этаже окна.

Впервые с того дня, как Ника голосом, надеющимся пробудить понимание в душе сестры, попросила её подойти к образованию ответственно, Кира позволила себе нарушить запрет без объяснений и убежала из дома. Это был тот самый редкий случай, когда будущее отодвинулось на задний план. Не по той же причине, что и у старшей сестры, и позже она обязательно найдёт достаточно сил, чтобы объясниться. Извиниться и после всего случившегося вернуться за учёбу с трезвой головой. Но не сейчас.

Ни когда в пять утра она зашла в интернет и обнаружила в новостных сводках знакомый адрес и фотографию ещё более знакомых волос, кроваво свисающих с капота пострадавшей легковушки. В статье под заголовком о суициде шестнадцатилетнего подростка.

Ни когда её подруга, ещё вчера нежно улыбающаяся ей за столиком кофейни, теперь лежала на накрахмаленных простынях, а врачи молчаливо расходились по кабинетам, измученные пятичасовой операцией. Сотрясение мозга, перелом берцовых костей и трещины в позвонках, разрыв печени, внутреннее кровотечение, многочисленные ссадины по всему телу – Кире становилось не по себе от списка травм.

Ни когда она провела несколько часов до этого под дверью операционной, разрываемая виной изнутри. Необъятный страх за близкого человека. Не меньший страх за то, что она спровоцировала подобный поступок своим неумением держать язык за зубами. Ещё больший страх, что девушка очнётся и скажет, что не хотела этого, не желала, чтобы её спасали, хотела другой жизни, хотела открыть глаза и увидеть другой мир, хотела, наконец, своего счастья в иной вселенной.

Кира схватилась за голову, жар прилил к щекам, она сгорала заживо, плавилась в лаве навязчивых мыслей, слёзы стекали ручьями по щекам. Голос, который она ненавидела, стремилась не слушать, давил на разум и нашептывал ей, что они не должны были возвращать к жизни того, кто не хотел возвращаться. Она очнется и будет мучиться ещё больше. Кира не хотела думать об этом, но вопрос, заданный в их последнюю встречу, всё никак не выходил из головы.