Она начинает ворочаться во сне, наконец инстинктивно находит позу, где мутные сны покидают её… Тогда ей начинает сниться, что она плывёт, чуть не тонет в какой-то розово-лиловой каше – вязкой, затягивающей, стремится к берегу. Но ей мешают большие картонные кубы, полые внутри, громоздящиеся на реке, обгоняющие её по течению, загораживающие перспективу, она теряет направление и бессмысленно барахтается, лишь бы не уйти с головой в это месиво. А кубы несутся с огромной скоростью, стукают её по голове своими острыми углами, и она не может ухватиться за их бока, царапает ногтями по гладкому картону, и её всю перетряхивает от омерзения, от этого звука. А на кубах – аппликации, рисунки из мультяшек – вампиры, слоновьи морды, которые издали надвигаются, надвигаются… И вот эти морды уже так близко, что уже кажутся живыми, вот они шевелятся, разевают пасти – Лоэн вскрикивает, раскрывает глаза, мечется по постели, и сон кованой лапой вновь придавливает её голову к подушке…

Потом вдруг наступает какой-то провал. Ей снова становится зябко… Ику – старейшина племени Чатера, мудрый и немногословный, подошёл к Лоэн и взял её за руку. На лице его скорбь, молчание. «Что с ним?» – пугается Лоэн. «Пойдём, девочка, он там», – говорит он глазами, но его голос звучит в её голове. Она идёт за ним, и своей рукой ощущает его руку – тяжёлую, огрубевшую, но пропитанную такой нежностью к ней и таким горем за неё. Потом она вдруг понимает, куда они идут, освобождает свою руку, ускоряет шаг, потом бежит, бежит, не чувствуя ног, и – останавливается. Перед ней Джеральд, у него землистое лицо, сильно постаревшее, волосы полуседые. Он сидит на корточках, на краю братской могилы, которую только что вырыли. На другой стороне ямы – куча сырой, тяжёлой глины, в ней торчат старые, ржавые лопаты – одна прямо, другая почти лежит. Пахнет холодной землёй, пасмурно, осеннее небо, разбухшее от серых, посторонних всему облаков. «Они уже там», – говорит Джеральд, и показывает глазами в могилу. Лоэн глядит туда и видит три тела, завёрнутые в саваны – как пеленают детей – по местному обычаю, только ступни торчат в погребальных мокасинах, а на них глина – как будто сами они пришли и легли сюда, и головы в обрамлении чёрных волос. Один из них Уано, молодой вождь, внук старого Ику, его лицо строго и красиво, тонкий нос устремлён в небо, лицо чистое, смуглое – не как у покойника. «Какой он молодой по сравнению с Джеральдом», – думает Лоэн… «Быстро же он умер», – почему-то говорит она… «Джеральд, – она жалобно просит, – пойдём отсюда». «Нет, – отвечает он, и лицо его становится суровей, – моё место здесь». И он показывает в сторону открытой могилы, глядя ей прямо в глаза. «А ты – жена скапатора», – каждое его слово легло на мозг чистым, почти осязаемым рисунком…

Кожа её вмиг покрылась колющей сеткой. Она почувствовала, что у неё за спиной уже не старый Ику – её ангел-хранитель, а кто-то другой… Всё у неё вдруг стало мягким и тяжёлым, как мокрая вата, она покрылась липким потом, словно её окунули в прохладное глицериновое масло, она обернулась… «О-о!» – вырвался из неё болезненный стон, – за её спиной стоял ОН – огромный, с самодовольной ухмылкой, холодными, как глина из вырытой могилы, глазами… Сердце вдруг превратилось в камень, и застряло у неё в груди.

– Не-е-е-е-е-ет!! Не-е-е-е-е-ет!!!

Крик, начинённый смертью, как взрывчаткой, вопреки всему разорвался в воздухе, вокруг неё, оглушил её самое, всё вдруг закричало её голосом, а она едва шевелила посиневшими губами…

Лоэн проснулась от собственного крика, простыни прилипли к её телу, короткое лёгкое зелёное платье, в котором её приволокли сюда и в котором она спала, было насквозь мокрое… В глаза ударил яркий свет… Она уже открыла глаза, но ещё кричала, пока, наконец, не поняла, что это кричит она. В камере были люди.