Дослушивая в прихожей, я задержался и вышел позже обычного. Сев в ближайшую маршрутку, я поехал вкруговую по Алтайке, начав молиться прямо в лодке. Острова впереди не было. В полумраке проносились картины других миров, мечты прорастали в них и расцветали удивительными цветами. Когда совсем стемнело, в кармане зазвонил телефон.
– Ты где? – спросила Таюка.
– На районе, в кругосветке.
– Давай встретимся у «Космоса» через полчасика.
– Прям у кинотеатра?
–Да.
Погода была на редкость теплая. Мелкий дождик лишь добавлял осеннего настроения, и я с удовольствием бродил вокруг большой лужи у афиши. Раньше я вряд ли ввязался бы в отношения с девушкой, которая вышла из спальни друга. Но сейчас, когда мир встал с ног на голову, мне было все равно.
– Привет, – подошла Таюка, еле сдерживая улыбку. – Сегодня ко мне пойдем. Матушка уехала на два дня к тетке.
– Нормально. Сейчас только домой зайду, маме скажу.
– Так она же ничего не поймет.
– Все равно надо.
– Ладно. Давай зайдем, но я тебя у подъезда подожду.
Я забежал домой, заглянул в комнату. Мама сидела у выключенного телевизора, держала в руках пульт и смотрела в пол.
– Ложись спать, я скоро приду, – сказал я.
– Ты в Водоканал?
– Ага.
– За воду заплати.
– Хорошо.
Я выглянул в окно. Таюкина тень маячила у подъезда, как потерявшийся призрак. Нестерпимо захотелось закрыться одеялом с головой и ни с кем не встречаться тысячу лет. Я поставил гороховую похлебку на видное место и вышел.
***
Один из моих друзей жил как персонаж рассказа Голявкина «В гостях у соседа». Небольшую комнату он поделил на три, где с ним ютились: любимец – умный пес, хитрая кошка, два ленивых кота, говорящий попугай, жена и кто-то из родни. Жена страдала эпилепсией, ее припадки и активность животных выносили другу мозг, отправляя его в запой. Он никогда не жаловался, а только приговаривал, будто точно знает, что у несущей бесконечную радость Черной Короны Кармапы, когда она воздействует на мозг, энцефалограмма такая же, как и при приступах эпилепсии.
О друге я вспомнил в гостях у Таюки. Она жила в роскошных трехкомнатных апартаментах и сетовала, что ей тесновато вдвоем с матерю.
– Хочешь «Дон Кихота»? – Таюка открыла холодильник, глядя внутрь задумчиво, как на книжную полку.
– Хочу.
– Понравился?
– Очень.
– Пить будешь?
– Можно немного.
В кармане зазвонил телефон. Я не сразу ответил, увидев, что звонит Кузя, тот, о ком только что вспоминал.
– Киса, так тебя растак! Ты дома?! – закричала трубка, только я решился принять сигнал. – Приезжай ко мне!
– Не могу, занят.
– Тогда я к тебе!
– Занят.
– Какой занят! Ты мне нужен! У меня…
– Не могу, – повторил я и выключил телефон.
– Кто это тебе так поздно? – ревниво нахмурилась Таюка.
– Дружок школьный, Кузя. Лучший сварщик в городе, вагоны на АВЗ делает. Добрейший, рубашку последнюю отдаст. Сам с придурью немножко, и у жены эпилепсия. Как у нее приступ, запивает на неделю. На второй день звонит.
– И часто это с ними?
– По сезонам, осенью обостряется. На заводе его увольняют, пока пьет. А потом опять берут, мастер все-таки.
Таюка сочувственно покачала головой и поставила на стол посуду и закуски.
– А с мамой как собираешь поступить? – спросила она.
– Не знаю… Жизнь покажет.
Таюка взяла меня за руку, поцеловала ее и приложила к своей щеке.
– Все будет хорошо, – успокоила она.
– Да уж, – кивнул я и взял вилку.
Когда я утром вернулся домой, мама сидела на кухне у пустой кастрюли. В руках смятая бумажка и палочки, обернутые веревкой.
– Что это? Зачем тебе палочки? – спросил я.
– Низачем. Просто хочу, чтобы она пораньше домой пришла.
– Кто она?