– Ну и что ты сейчас думаешь делать?

– Пока не прояснится обстановка объявим готовность номер один, как при пожаре. Сейчас всех ребят соберем в бараке и выходить пока будем только по большой нужде. Дождемся, пока грек придет – может он прояснит обстановку.

– Я могу выходить, если куда что понадобится. Я ведь у вас еще не в штате!

– Да нет! Для этого и дневальный есть. Завишиса будем посылать. Кто старого тронет?

– А грек в эти разборки не может попасть?

– Не думаю! Он человек всегда нейтральный. И специалист высокого класса, каких не найдешь! Любая кодла – любой клан без него не обойдется. Глотничать они могут, командовать сумеют, а вот во всех этих экономических и финансовых вопросах, в планировании, отчетности – никто здесь в лагере без него не разберется. Даже полковник Шевченко никакого решения без него никогда не принимает.

К вечеру дневальный принес известие о том, что Мальчевский уже сидит в БУРе – маленькой тюрьмочке, что в углу зоны.

А в лагере должно быть действительно началась попытка переворота: Топором прямо в столовой ранили еще одного нарядчика, добить не сумели – слишком много было народу. А в общежитии лагерных «придурков» состоялся настоящий бой.

И там тоже есть покалеченные. Убитых, кроме Закревского, пока не было никого.

Ночью барак усиленного режима, частично до этого пустовавший, надзиратели заполнили «под завязку».

А еще через день в три партии из лагеря по неизвестному направлению увезли человек тридцать народу. Да на этап попали все люди известные, больше из привилегированного состава – «лагерных спецов».

Отправили также несколько человек блатных, которые нигде не работали, а только числились на рабочих местах. Так называемых «Воров в законе».

Шмидт остался на месте.

А еще через пару дней к концу дня дежуривший по «объекту» Яша Юнгман сообщил:

– Прибыл этап! Как видно замена тем, кого увезли.

Мы со Шмидтом отправились поближе к вахте посмотреть на новичков – нет ли кого из знакомых.

Человек сорок стояли отдельными группами в ожидании процедуры приемопередачи живых душ и казенного имущества.

Были здесь и хорошо по лагерным меркам одетые, даже с прическами почти вольного образца, упитанные, крепкие ребята, вполне независимые по своему виду, в полушубках или телогрейках, модно простроченных в талию. Некоторые с чемоданами и даже целыми тюками носильных вещей.

Но человек десять в отдельной группе, тесно сбившихся в плотный кружок, в одежде истрепанной и заплатанной, с тощими мешками в руках, явно не элитного вида, принадлежали, по-видимому, к самой низшей категории населения лагеря – «доходяг».

– А этих, зачем привели? Своих мало?

– Это – «довесок». – Ответил Шмидт со знанием дела.

– К чему довесок? – Не понял я.

– Специалистов привезли как основной ценный капитал, а «доходяг», как «довесок» к ним. Как нагрузку в магазинах при дефицитном товаре дают. Когда начальство торгует нами, как рабами поштучно, и не сходятся в цене, то добавляют и этих в нагрузку. И торговля ими тогда идет уже десятками. Наших «придурков» отдавали – тоже, небось, с нагрузкой. И еще «обмыли» обмен конечно по русскому обычаю где-нибудь в ресторане!

– Так неужели среди пяти тысяч зеков у нас в лагере не нашли бы десять человек для работы нарядчиками? Подумаешь, какая дефицитная специальность! Зачем меняться?

– А ты думаешь это все так просто? Новых учить этому делу нужно долго! Там ведь есть свои секреты, свои тонкости. Начальники этого и не знают, и сами они в этих тонкостях не разбираются. А кто в таком случае научит новичков дипломатами быть, уметь балансировать между надзирателями, операми, блатными и приблатненными – всякими там нормировщиками, бригадирами и начальничками на производстве? Всем угождать нужно. У каждого требования свои! А сейчас, раз уж началась резня – и никто не мог знать, когда она прекратиться и кто еще был бы убит, и кто убийца, Шевченко поступил очень даже мудро: – приходит новая каста для правления, между собой они сладят и специалисты они уже готовые – во всем сами и разберутся.