Лошадь и люди все больше погружались в глубокий снег. Серый напряженно прял ушами…
– Ну, родной, тяни! – упрашивала Анна коня.
Серый и без понуканий знал свое дело и тянул, и не его вина была в том, что сани заносило то вправо, то влево; что, взлетая с кочки на кочку, они вставали торчком или западали в сугроб…
Неожиданно в лесу возник шум, и окружающее пространство стало наполняться короткими сухими щелчками. Одиночные оружейные выстрелы сменила непрерывная автоматная очередь.
– Уберфален партизан!* – кричали немцы. – Умгебен! Шнель!** – долетало до них.
Тттррррр-тттррррр – содрогалась зыбкая ночная пелена, выбрасывая вокруг фонтанчики белой пыли. Фьють, фьють, вжик, вжи-ик – свистели над санями пули, сбивая снег с елок.
Обстановка быстро менялось. Шум усиливался, и как-то неожиданно и лошадь, и сани оказались в его эпицентре. Анна встала на колени перед Серым, утонувшим по грудь в снегу, и приспустила подпругу. Ее платок развязался и сполз с головы.
– Только бы не завязли его ноги, только бы не завязли, – молила женщина. – Ну, родной, давай, вместе!– она припала к влажной морде мерина и, подбадривая его, потянула узду вперед.
Серый напрягся и рванул. Сани тряхнуло, они подлетели вверх, переместились с одной кочки на другую и завалились набок. Дети подлетели и темными комочками попадали в глубокий снег. Следующая кочка приняла уже пустые сани.
Анна повисла на упряжи лошади.
– Тпру! Тихо… Тихо… – успокаивала она коня, пока золовка собирала в снегу детей и торопливо закидывала их обратно в сани.
Серый тяжело дышал и гневно косил на вздымающиеся фонтанчики снега. Из ноздрей шел пар, его круп подрагивал, на губах
выступила пена.
– Трогай, родной! Осталось совсем немного…
Но Серый, казалось, застыл. Женщина гладила коня и ласково убеждала его идти вперед. Напрасно. Конь стоял.
Анна закинула за спину вожжи и от бессилия стала хлестать жеребца. Конь прял ушами. Он чувствовал, разлившуюся вокруг опасность…
* Нападение партизан! (нем.) ** Окружать, быстро! (нем.)
Наконец, конь сделал резкое усилие: передние копыта вылетели из снега, грудь рванулась вперед! Серый выбрал правильное направление – кочки вскоре закончились, а выстрелы остались в стороне.
– Кажется, выбрались, – выдохнула Анна. Виновато, вперемешку со слезами, вызванными сильным напряжением, она прижалась к лошади: – Все хорошо. Мы от них ушли. Спасибо, Серый…
Выстрелы теперь доносились откуда-то издалека, а затем так же, как и начались, неожиданно смолкли.
Дальнейший путь проходил в тишине. Анна мысленно сверяла каждый шаг Серого с планом, который ей объяснили накануне побега. В лагере их отсутствие заметят нескоро, если заметят вообще. После массовой эпидемии тифа немцы потеряли всякий интерес к дальнейшей депортации пленников в Германию. Там нужны здоровые рабочие, а больным самое место на торфяниках… Искать беглецов в лесу на болоте не станут из-за боязни партизан… Страхи и осторожность немцев сейчас, как никогда, кстати. Так, женщина успокаивала себя, выискивая все новые аргументы в пользу удачного побега.
Серый шел спокойно и сам вывел на дорогу. Занятая размышлениями, Анна не заметила невесть откуда появившегося человека.
– Стой! Давай вожжи.
Мужчина присел на край саней. Поплутав по известной лишь ему одному лесной дороге, проводник остановил Серого у заброшенного хутора и стал осторожно переносить детей в дом. Измученные ночными переживаниями, они крепко спали.
– Здесь немного картошки, – указал на ведро мужчина. – Дрова заготовлены. Топите печь и отдыхайте. Проводи,—обратился он к Анне и уже на крыльце продолжил: – Через несколько дней детей отправим дальше. Сама – готовься в лес.