– Ешь-те, ешь-те! – и хозяйка стала быстро крутить ладонью, показывая, что есть надо быстро. – Бы-сс-тро! Бы-сс-тро! Скоро будет обед господина немецкого оф-фицера, – пыталась донести она до сознания детей. – Лучч-ше он вас не глядеть…
Намочив льняное полотенце, женщина вытерла маленькие мордашки и вывела детей во двор.
– Есс-ть с ку-рами пло-хо, – внушала она на ходу.
Но дети не слышали эстонку. Они медленно оседали, прижимаясь к забору, с закрытыми глазами. На их худенькие плечи навалилась огромная усталость. После двух лет плена они впервые были сыты.
Две конфеты
На хуторе эстонки дети быстро нашли для себя работу. Лена веничком выметала цветник, вешала на низкий заборчик палисадника стеклянные банки для просушки, носила бидончиком воду в поилки кур и гусей.
Она ползала по полу с мокрой тряпкой и старательно снимала пыль с предметов. Хозяйка улыбчиво смотрела на девочку и часто ее хвалила:
– Луч-ше де-ффу-шка – хо-зяюшш-ка…
Коля водил на пруд гусей, раскладывал корм для мелкой птицы, мыл рабочий инструмент, складывал поленницу и освобождал погреб от старых овощей.
Однажды хозяйка вышла с ведром теплой воды и куском мыла и поманила детей в пустой коровник. Поставила их на солому и велела снять рубашки. Когда дети разделись, намылила им головы и тельца. Обливая теплой водой их спинки, она жалостливо бормотала и ахала. Когда водные процедуры были закончены, эстонка натянула на детей чистые рубашки и повела в дом – «ку-шша-ть». Но к ее большому сожалению, дети ничего есть не стали; они уснули прямо за столом.
– Ах-ах! Бедные детти… У них нет сил…
Хозяйка позвала Анну и велела перенести детей в сенник. Там, укрытые теплым пледом, они проспали почти сутки.
– Итти одна. Детти не надо тревожить. Завтра придешь, детти будут ссдоровы,– успокаивала она Анну.
Анна пришла на хутор ранним утром и, убедившись, что с детьми все в порядке и они еще спят, стала разгружать в амбар подводу с сеном.
Насвистывая веселую мелодию, во дворе появился молодой белокурый мужчина с полотенцем на плече. Он повесил полотенце рядом с умывальником и подошел к раскидистому дереву. Похлопал рукой сильную ветку, а потом стал подтягиваться на ней, как на перекладине. Когда его лоб покрыла испарина, мужчина удовлетворенно хмыкнул и, продолжая насвистывать, направился к умывальнику, рядом с которым стояло два ведра с водой и черпак.
Почистив зубы, немец, потирая щеки, разглядывал свое лицо в небольшом зеркале над умывальником.
Изучая свое отражение, вдруг заметил, что не один. За его спиной стоит маленькая девочка в белой рубашке, подвязанной пояском.
– О! Клайн медхен!
– Гутен таг, – сказала Лена. – Ты красиво свистел, – и Лена, вытянув губы трубочкой, попыталась повторить мелодию, которую насвистывал немец.
– Не так, – развеселился немец. – Ты кто? – с интересом спросил он.
– Я – Лена.
– И что ты здесь делаешь, Лена?
– Работаю, – серьезно ответила малышка. – Давай полью, – и Лена зачерпнула ковш воды.
Немец наклонился и с удовольствием стал плескаться под струей воды из ковшика.
– Уфф-уфф, – фыркал он, похлопывая руками свои мускулистые плечи. – Гут!
Растирая грудь полотенцем, немец спросил: – А где твой папа, Лена?
– На фронте…
– А что делает твой папа на фронте?
– Немцев бьет.
—Ха-ха-ха-ха!– раскатисто зашелся немец.– Ха-ха-ха! Смелая ты, медхен. И хочешь слушать мою песню, – немец с улыбкой насвистел мелодию, понравившуюся ребенку. Казалось, его настроение стало еще лучше. – А конфеты ты любишь?
– Не знаю, – ответила Лена. Ее внутренний мир не подсказывал иного ответа.
– Все дети любят конфеты. Пойдем, я угощаю.