Вот тебе и раз! Раньше я о таком лишь мечтал, как о чём-то недосягаемом, а тут счастье само на блюдечко вывалилось! Лежу, всякие приятные фантазии в своей голове создаю и непроизвольно в потолок улыбаюсь.

А вечером ко мне Педро Фуэнтес пришёл в сопровождении двух своих коллег-товарищей в чёрных масках. Товарищи у двери встали, а Педро ко мне приблизился, обнял и говорит:

– Много мы с тобою, брат Панкрат, вместе пережили, а потому секретное начальство дало официальное разрешение сообщить тебе моё настоящее имя. Только учти, что если ты его ещё кому-нибудь скажешь, то мне придётся убить тебя методом удушения и инсценировать весь этот кавардак под эротическую асфиксию. Правила это предписывают.

– Ты не бойся, – говорю ему.– Хоть мне и интересно узнать, что такое эротическая асфиксия, но она не потребуется. Как тебя звать-величать по-настоящему?

– Сразу предупрежу, что семья моя корнями из древнего шляхетского рода. И зовут меня в соответствии с моим древним корнем – Дрочек Подлянский.

Я поразмыслил над услышанным и отвечаю ему честно:

– Может, ты и Дрочек, но я как-то к старому твоему имени привык. А потому, наверное, буду называть тебя по-прежнему – Педрой.

– Называй, – согласился он охотно и радостно. – А про настоящее моё имя тогда снова забудь, чтобы неприятностей не нажить случайно.

Я прекрасно понимал старину Педро – если б меня Дрочеком назвали, то и я такое имя в страшном секрете держал и убивал бы каждого, кому о нём удалось бы пронюхать. И то, что он мне его добровольно сообщил, говорило о высочайшей степени доверия ко мне и о безразмерном дружеском расположении.

Потом Педро-Дрочек развлёк меня подробностями, которые ожидают мою скромную персону в этой блистательной во всех отношениях Москве:

– Мне поручено сперва показать тебе достопримечательности, чтобы чем-то убить время в ожидании дня твоего торжественного награждения. Покатаемся пару дней туда-сюда по городишке, всякой милой ерундой позанимаемся. Потом тебя официально в Терем зазовут, царь Горох какой-нибудь красивый орден навесит, а опосля начнутся концерты, банкеты, танцы и прочая культурная вакханалия, которая продлится, как в сказке, ровно три дня.

– А после этого куда мне? – интересуюсь.

– Этого я не знаю, – признался Педро. – Это уже твоё начальство решать должно.

А через несколько дней я уже на своих двоих смог выйти из госпиталя, и Педро предусмотрительно отвёз меня к себе домой, чтобы, значит, я без присмотра по городу не шлялся и до дня награждения в какую-нибудь ненужную историю по своей дурости без него не влип.

Показал мне Педро газеты и журналы, которые вышли после того, как фотографии моего геройства попали в мировую прессу. В одной газете снимок был вполне правдоподобный – я во всей своей красе и рядом пол-Фуэнтеса флагом машущее. И заголовок – «Сто пятьдесят процентов абсолютного героизма». Остальные заголовки были похожие, одобряющие, вот только статьи из Заморского Королевства сочились неимоверной желчью и обидой. На обложке одного ихнего журнала я был в казацкой мохнатой шапке, под носом чёрные усы и вместо срама из шаровар у меня торчала ракета. Одной рукой я сжимал балалайку и грозил ею кому-то за горизонтом, а рядом вместо Педро валялся большой бурый медведь с бутылкой водки. Под всем этим безобразием продажный западный автор бездумно написал: «Опять тридевятовцы показали миру, что им нельзя доверять. Их пьяные казаки без спросу втащили ракету на Джомолунгму, что противоречит Самому Честному Договору о неразмещении ракет в чужих горах». Ну и прочая чушь в таком же духе. Педро сказал, что Заморским журналистам всё равно никто не верит, все прекрасно разглядели настоящий снимок и знают, что там была за ракета. Всем правительствам от случившегося очень весело, Заморского короля дружески подкалывают на всех официальных встречах, а в одном царстве даже памятник собрались поставить, изображающий меня аккурат в тот самый исторический момент выполнения миссии. В общем, ради такого стоило мне там, на Джомолунгме, корячиться.