Цыганка отложила потухшую трубку, достала из котомки тряпицу, расстелила на траве. Достала хлеб, сало. Кивнула головой:

– Присаживайся ближе, расскажу тебе, морэ, сейчас новую историю, пока чайник закипит… Только дай припомнить, с чего дело началось…

На минуту задумалась, вспоминая, страдальчески изогнув сросшиеся брови.

– Было ли то в самом деле – про то не буду зря болтать, не знаю, однако, среди цыган слух ходил об удачливом конокраде Петре. А всё жена его тому причиной. В ворожбе да заговорах силу шувани имела. Знатная была гадалка. Пропадёт моя голова, если вру! Ну, да не о ней сейчас… Муж той цыганки слишком горячий был, упрямый. Коли что надумает – без толку отговаривать такого! Вот однажды запало ему в душу выкрасть серую кобылицу. Кровь в жилах так и закипела! Ох, и хороша была та лошадь! Дэвла! Даром. что хозяин её – гадже, а ходил за ней с умом! Многие из цыган на неё глаз ложили, да не получалось увести. Начал Петро просить свою ромни поколдовать на удачу. Не отстал, покуда не добился своего… Ну, украсть ту красавицу украл, да только его гнедая, которая ему верой и правдой служила, сорвалась с места, и ускакала неведомо куда, только копыта простучали, будто сердце… Правду говорю, морэ, лошади умеют ревновать! А вместе с собой в гриве унесла и счастье Петро. Не помог и амулет – сапожок гнома. Есть такое поверье среди цыган, что при встрече с гномом нужно выпросить у него в дар его башмак, или шапочку. А Петру однажды перепал такой подарок, когда увидел однажды гнома в лесу. Мы этих маленьких человечков спорниками называем… Только не путай, называем от слова «спорый», то есть «быстрый», а не от слова «спорный», «спорить всегда желающий». А тут ещё странным образом русалка привиделась по дороге. Вернулся Петро ни живой, ни мёртвый домой на краденой лошади. Жена невесёлая встречает: «-Не принесёт эта серая добра! Помяни моё слово!» Цыган разозлился, кричит на жену: «-Ну-ка, брось болтать, женщина!» А та всё своё твердит: «-Верно говорю! Первый раз поедешь на ней – удача ещё будет рядом с тобой, второй раз поедешь – оставишь позади, а третий раз на ней поедешь – всё потеряешь!» Не послушал Петро жену. Первый раз поехал – пронесло. Второй раз поехал – вернулся с пустым карманом, а дома новость ждала: дети пропали! Собрался он ехать искать их, и опять на той серой… Упала цыганка на землю, ухватилась за сапоги мужевы, причитает: «-Не езди на этой лошади, Богом прошу, а то и тебя потеряю, как детей!» Ещё больше разозлился цыган: «-Совсем выжила из ума! Как детей своих не буду искать?! Два раза ничего не случилось, и дальше на ней ездить буду! Таборные наши что скажут? «-С такой кобылицы на клячу пересел!» Этого хочешь?» Поскакал Петро, только пыль облаком поднялась, и больше его никто не видел… Эх, дылыно, кто принуждал судьбу испытывать?

Цыганка неспеша деловито заварила чай с травами, и продолжила:

– Расскажу тебе, морэ, историю одну… Как запомнила, так и говорить буду… Подставляй кружку, чаю налью. Гадала по деревне, одна хозяйка варенья смородинового дала. Рука у неё лёгкая, сама добрая. Дай Бог ей всякого здравия! Не бойся, худого не будет. Пей, да слушай… Жила в таборе семья. Уж так они сроднились, что и представить нельзя! Не обижали друг дружку, всегда рядом держались. Много ли, мало ли времени прошло, болтать зря не буду, только, надо ж такому случиться, умер у ней муж, будто и не жил… Дэвла, Дэвла! …Ну, что поделаешь… Похоронили того цыгана, и осталась та цыганка одна в палатке жить. А братья мужевы решили зорче орлов наблюдать, как вдова траур по их брату соблюдёт. Вот ночь наступает, и приходит к той цыганке умерший её муж. Бедняжка не знает, не то радоваться, не то плакать ей… Ну, дело-то молодое у них, тёмная ночь покрыла… А цыганка та, надо тебе сказать, совсем не глупая была. Под утро, пока петухи не прокричали, потихоньку встала, спрятала один сапог мужа. «-Станет уходить, а сапога нет. На другую ночь опять придёт! Пусть он каждую ночь приходит, сапог просит вернуть. Не отпущу от себя!» Подумала так, и как ни в чём ни бывало, опять легла. И вот с тех пор прошло время. Каждую ночь приходил цыган к жене. Увидятся, и про всё на свете забывают! Вот, морэ, какие страсти бывают, как полюбили они друг дружку! По утру цыган опять исчезает, и опять сапог у жены остаётся. Заметно стало, что вдова беременная. Братья приступили к ней, кричат: «-Траур ещё не истёк, как же ты, беспутная, нашим таборным теперь в глаза смотреть будешь? Кто отец ребёнка?!» А та им отвечает: «-Муж у меня один, и ребёнок – его!» Тут братья совсем в злости зашлись: «-Ты что болтаешь, женщина! Или мы – дураки последние, поверить в такое?!» А цыганка та на своём стоит: «-А вот к вечеру приходите, спрячитесь в палатке, и всё узнаете!» Так и сделали. Как стемнело, снова цыган пришёл. Она у него и спрашивает: «-Что же ты, Петря, сапог прежде не забираешь? Братья твои спрашивают про ребёнка…». Тот всполошился: «-Ой, Зорица, подай-ка мне его сейчас! Коли ещё буду приходить – погибнуть может наш ребёнок!» Забрал цыган сапог, и исчез. Ну, а братья его с тех пор больше не обвиняли цыганку, а когда родилось дитё – стали помогать растить племянника. Так-то, морэ!