– Еще подумают, что я тебе изменяю, – ужаснулась Дамежан и прикрыла обеими ладонями лицо.

– Оставим ребенка себе, – порешил глава семьи. – Скажем, что его нам подкинули. На пороге нашли. А там поди разбери, чей он. Уж точно не сын врагов народа. Они же не могли из закрытого вагона к нам добраться? Может даже русский или украинец.

– Так у мальчика обрезание, – напомнила Дамежан.

– Ну и ладно. Пусть будет татарином или евреем…

Спустя две недели полумертвый найденыш заговорил.

– Нохчо, нохчо, – в бредовом состоянии без умолку повторял мальчик.

– Наверное пацана так в семье звали, – порешил Мырзаш. – Нохчо, так Нохчо. Будешь, Нохченок, мне сыном…

В Восток пришла весна. Не подумайте, что здесь ошибка и не удивляйтесь, что написано с большой буквы. Востоком называлось отделение совхоза “Пролетарский”. В вихрях революции и начала строительства социализма с наименованиями особо не заморачивались: аул находился к востоку от главной усадьбы совхоза – поселка Аккемир – значит и быть ему Востоком. Названия других отделений совхоза сложились еще до коллективизации: Левоневское, Шевченко, Золотонош и Жарык.

Яркое апрельское солнце успело освободить казахстанскую равнину от снежного покрова, пробуждая своим теплым дыханием затаившуюся в земле жизнь. Лишь только между саманными мазанками аула, то там, то здесь, еще виднелись серые остатки зимних сугробов.

В степи сквозь остатки прошлогодней полыни проклевывались первые поросли бузлики. Ребятня аула, вооружившись ножами и лопатами, зачастую на коленях, согнувшись как сыщики с лупой в руке, выискивали на коричневом грунте нежные, гранатового цвета стебельки “түйетабана”. Так загадочно у них назывались съедобные витаминные луковицы весенних цветов. “Түйетабан” дословно переводится как верблюжий след, форма которого действительно напоминает бутон нераспустившегося цветка.

На прилегающей к поселению извилине речушки Уш карасу виднелась одинокая фигура. Женщина полоскала белье.

Краем глаза, боясь спугнуть, Дамежан наблюдала за необычной птицей на противоположном берегу. Таких больших молодая казашка еще не видела. Из школьных книжек Дамежан знала о ее существовании, но никогда не встречала аиста живьем. Раньше их вообще не было в здешних краях. Белая птица, с черными концами крыльев, длинной шеей, длинным, тонким, красным клювом и длинными красноватыми ногами, степенно расхаживала вдоль полого песчаного берега, выискивая меж сухих обломков прошлогоднего камыша остатки погибших во время недавнего половодья рыб.

Чуть поодаль в заречье, на высоком холме расположилось небольшое кладбище. Захоронения кочевников продуманно располагаются на возвышенности и обязательно вблизи пусть хоть маленького, но источника воды. Потому заблудившийся в знойной, раскаленной от солнца степи умирающий от жажды путник, завидев еще издали приметные высокие контуры бейит[22], понимал, что спасение рядом. Там есть вода.

На крыше единственного на все кладбище высокого кумбеза, аисты умудрились свить свое гнездо. Слава коммунистам! После революции большевики расстреляли полумесяц, традиционно украшавший куполообразную вершину мусульманского погребения. Образовавшуюся там выемку с годами все больше и больше размывали дожди и разрушали ветра. Огромное гнездо аиста, закрыв собой пробоину, стало для кумбеза спасением и одновременно коммуналкой различным мелким птахам – воробьям, трясогузкам и скворцам.

В этот момент, отовсюду видимый, запрокинув голову далеко на спину и издавая клювом частые клацающие звуки, аист самец на верхушке кумбеза на все приречье воспевал весну и новую жизнь.