На крыльцо школы вышла баба Марфа на ходу прикуривая папиросу.

– Тот, что постарше и покрупней – новый в Аккемире. По кличке Третьяк, – своим хриплым голосом пояснила пожилая уборщица собравшимся под навесом детям. – Год назад на заработки сюда приехал. Уже успел одну из наших обрюхатить.

– А второй? – спросила Ботакоз. Она не поняла, да ей и сразу не понравилось русское слово “обрюхатить”.

– Из нашенских. На днях из армии вернулся. Салага еще но требует, чтобы его по фамилии называли. Понимаете ли – Король. Да хрен он в пальто, а не король.

Несмотря на то, что мужчины появились в спальне среди ночи, никто из девочек интерната, кажется, даже не испугался.

– Им наверное тоже холодно и спать негде, – шепнула Ботакоз сестре на ухо.

– Наверное баб Марфа их прислала, печку починить, – также тихо ответила Айша.

Мужчины молча и долго осматривались. Ботакоз показалось, что они кого-то выискивали.

– Слушайте сюда, сучки, – громко нарушил молчание тот, что постарше, снимая с себя овечий тулуп. – Будете орать, перережем всех как баранов.

Только сейчас Ботакоз заметила в руке у Третьяка огромный нож. Девочка от страха инстинктивно еще ближе прижалась к сестре.

– Так что помалкивайте. Мы возьмем, что нам надо и уйдем.

– И вам будет приятно, – ухмыльнулся тот, что помоложе, надежно привязывая огромную собаку к ручке дверей.

– Она же злющая, искусает каждого, кто попытается войти в спальню, – испуганно подумала Ботакоз.

Привязав псину, Король выключил свет.

– Твои слева, мои справа, – распорядился в темноте Третьяк и как тяжелый мешок с картошкой завалился на крайнюю кровать, где лежали две сестры. От него сильно несло водкой.

– Пшла вон, – Третьяк грубо столкнул Ботакоз на пол.

Падая с кровати, девочка больно ударилась головой. Под затылком вмиг стало мокро и тепло. Но это была не вода. Она чувствовала, как ее волосы липнут к чему-то вязкому.

Холод ледяного пола вмиг пронзил все ее детское тельце. Но Ботакоз осталась лежать как прикованная, боясь даже пошевелиться. Она слышала, как в кровати шла борьба. Ее сестра сопротивлялась. Третьяк матерился и пытался закрыть рот Айше, которая звала на помощь.

Когда-то оба умолкли. С их стороны слышался лишь непонятный томный гул мужчины и этот неприятный монотонный скрип ржавых пружин кровати.

На соседней кровати происходило тоже самое. Раздавалось тяжелое сопение того, кого прозвали Королем, и тихое рыдание ее подружки Гульшат. Она была из Жарыка. Пару месяцев назад, когда их впервые посадили за переднюю парту первого класса они поклялись быть неразлучными подругами.

И вот, Гульшат насиловали, а Ботакоз не могла даже слова промолвить. Она закрыла глаза и очень очень захотела забыться.

– Пусть это будет лишь сон, – в мыслях обращалась девочка к всевышнему. – Утром мы все проснемся, а бабаев и близко не было. Старшеклассницы первыми побегут драться за место возле умывальника. Опять будет вкусно пахнуть мятой от зубного порошка. А потом будет сладкий чай и манная каша на завтрак.

Огромная ладонь схватила Ботакоз за распущенные волосы и потянула наверх. Третьяк очень грубо подмял девочку по себя. Детские ладони инстинктивно и лихорадочно ощупывали матрас, в надежде наткнуться на спасительную руку старшей сестры. Но Айши в кровати не было. Ужас охватил Ботакоз. В тот же момент она почувствовала невыносимую боль. Ей показалось, что Третьяк воткнул ей в живот свой огромный нож. Сиюминутно семилетняя хрупкая девочка надолго потеряла сознание.

Она уже не могла видеть суету у входной двери. Не реагировала на звон разбитых окон. Не слышала криков и выстрелов, когда школьный сторож, ветеран двух войн дед Дерновой из своего трофейного маузера пристрелил овчарку.