Вода в мелкой степной речушке еще не успела прогреться. В ее быстром течении у Дамежан слегка онемели ноги и мерзли пальцы рук.
– Зря я не послушалась мужа, – рассуждала она взглянув на свои опухшие от холодной воды и покрасневшие на теплом весеннем воздухе ладони. – Действительно, сдалась мне эта весенняя генеральная уборка и стирка занавесок.
Громко охая женщина выпрямилась, прижимая продрогшие пальцы обеих рук к выпуклому круглому животу.
Приемный сын Нохчо стал своего рода счастливым талисманом, личным аистом для их семьи. Долгие бездетные годы остались позади. Дамежан впервые забеременела.
Она подарит Мырзашу семерых детей: трех сыновей и четырех дочерей. Вместе с приемным Нохчо восемь голосистых ангелов, кажется навсегда, заполнили и осчастливили своим щебетом их однокомнатную мазанку на краю аула Восток.
Совсем не детская история
В небольшом ауле Восток не было своей школы. Управление совхоза могло себе позволить содержать здесь лишь малочисленные ясли и детский сад. На все про все одна нянечка да повариха. Детей школьного возраста возили за двадцать километров в интернат при Аккемирской средней школе. Там школьники из трех самых отдаленных отделений совхоза “Пролетарский” жили и учились с воскресенья до пятницы…
Сырые дрова и мелкий пыльный уголь явно не собирались разгораться. Густой и едкий черный дым из всех щелей мазанной печки больше шел в помещение, чем в дымоход.
– Тяги совсем нет, – сетовала пожилая уборщица, пытаясь растопить печь. – А я ведь еще прошлой весной предупреждала руководство. Так нет же, поленились, не почистили трубу. Тут все, к черту, сажей забито.
В сердцах выругавшись матом, маленького роста женщина настежь распахнула двери. Макушка ее головы едва превышала уровень замочной скважины. В сильно потертом коричневом шерстяном, низко, под мышками повязанном платке, длинном черном платье и в валенках с галошами – она чем-то напоминала монашку.
На дворе было темным-темно и шел снег.
– Баб Марфа, закрой, – считай что хором с визгом потребовали два десятка детских голосов. – Ты нас в конец заморозишь.
– А вам что больше нравится: замерзнуть или угореть? – невозмутимо произнесла уборчища, но все же закрыла деревянную дверь.
В большой комнате девичьей спальни пришкольного интерната было очень холодно. Можно было видеть, как пар изо рта идет.
– И что теперь? – спросила пятиклассница Айша, вытирая слезящиеся от дыма глаза. Ее кровать стояла крайняя у входа. – Я то еще потерплю, а вот моя сестренка Ботакоз точно задубеет. На ней же одна кожа.
– И чему вас только на уроках учат, – проворчала баба Марфа. – Ложитесь по двое в кровать. Согреете друг друга. Я вот вас вдобавок двумя одеялами укрою.
– А я буду в пальто спать, – выкрикнула одна из старшеклассниц, чья кровать стояла возле окна.
– И то верно, – похвалила ее уборщица и выключила свет. Покидая помещение баба Марфа всем пожелала: – Спокойной ночи, неугомонные сороки. Сладких снов.
Под двумя одеялами, согревая друг к друга, девочки быстро уснули…
Ботакоз не поняла, отчего она вдруг проснулась. То ли от злобного лая собаки, то ли от ужасного скрипа двери, то ли от ворвавшегося в спальню холодного порыва ветра.
В комнате снова зажегся свет. На пороге стояли два мужчины. Один из них все еще держался рукой за выключатель. Ботакоз их узнала. Днем мужчины в школьном дворе распиливали шпалы на дрова. Тогда не прекращаясь шел дождь вперемешку со снегом. Не только дрова, но и работяги промокли насквозь. Девочке было их очень жаль. Она даже порывалась отдать им свой платок. Но, к счастью, пришла беременная почтальонша Валька и принесла им солдатские плащ-палатки.