Она увидела золото. Кругом, насколько хватало взгляда, искрилось, играло, переливалось золото – золотая пелена, золотая пена, сам воздух сделался плотным, блестящим, червонно-желтым.

Стоп. Какой воздух? Какое золото? Она же до сих пор плавает в океане дикой магии, сгущенной до предела! Так, значит, это и есть сила? Все это золотое мерцание – и есть магия? А как же дышать?..

Шаарта прислушалась к себе и поняла, что в дыхании она не нуждается. По крайней мере сейчас, пребывая внутри силы. Она попыталась поднять руку – рука поднялась, и это была ее прежняя рука: пять пальцев, бронзовая кожа, ногти, запястье… никаких черных бронированных пластин, никаких когтей. Правда, исчез шрам возле локтя (еще в детстве получила учебным клинком), исчезли мелкие отметины и выболины на пальцах. Рука сделалась новой, точно Шаарта только что народилась на свет. А может, в каком-то смысле так оно и было?

Да и вообще, существовала ли когда-нибудь Шаарта ар-Шурран ас-Шаккар, лучшая воительница клана Темного Коршуна? Не выдумка ли она, не ложная память? Кто докажет?..

Шаарта в панике подняла другую руку, осмотрела ноги, живот, ощупала голову… Тело ее сделалось почти прежним, только лучше, совершеннее. Кажется, даже выше и сильнее, чем прежде. Ни шрамов, ни родинок, ни выступающих жил. Только… что это?..

На шее обнаружилось нечто чуждое. Орка ощупала: металлический ошейник – рабский ошейник, то, чего Публий Маррон с ней не делал и не сделал бы никогда. Но теперь ошейник был, и орка откуда-то знала, что и он – из чистого золота. А еще – он часть ее тела. Странная, незнакомая, но такая же часть, как рука или нога.

«Это тоже вы?» – спросила она, но Проклятые клинки молчали.

И тут орка поняла.

Нет, это не Мечи, спасшие ее, – на свой манер, но спасшие. Это тот, кто властвует в этой каверне, тот великий, кому она совсем недавно собиралась давать последний отчет во всем содеянном.

Он звал ее. Вернее, она теперь знала, что призвана им и должна ему службой. Службой, что превыше всех прежних долгов и обязательств.

Даже превыше долга перед Публием Каэссениусом Марроном.

Боль отпустила совсем. Шаарта некоторое время висела в золотой пустоте, привыкая: теперь она слышала, видела, ощущала куда больше, чем прежде, – а потом одним усилием воли заставила себя поплыть вверх. Золотой плен кончился внезапно, она вынырнула на поверхность и сделала первый обжигающий вдох.

И наконец закричала.

Скальная расселина, выглядевшая поначалу многообещающе, закончилась тупиком. Публий Маррон едва не зарычал от гнева, когда после долгого спуска из тьмы перед ним проступили каменные завалы: он чувствовал, что идет в верном направлении, чувствовал, что гигантская подземная каверна, полная пылающей магии, где-то близко; земная твердь здесь была совсем тонка.

И вот – завал. А у него ни лопаты, ни кирки, ни самого главного орудия, которым он владел в совершенстве, – магии. Сила по-прежнему оставалась лишь частично упорядоченной, и то не так, как прежде, и Публий даже простейшего светоча зажечь не мог. Хорошо, что некромастер Рико снабдил его факелом и огнивом, а еще небольшим запасом сухарей и фляжкой, в которой плескалась пахнущая снегом вода.

Можно было, конечно, использовать для волшбы собственную кровь. Но после этого Публий вряд ли смог бы подняться и идти дальше…

Нужно было возвращаться и искать иной путь, возможно – через руины Элмириуса, которые лежали за перевалом в изрядном отдалении. Но ведь Шаарта за это время точно погибнет: даже ее новое, полумагическое тело не продержится столько без воды и пищи.