Из таблицы видно, что значительное количество латинских терминов имеют как пространственную, так и временнýю коннотацию. Таким образом, в сознании древних римлян имел место синтез времени и пространства. Примечательно, что данным свойством обладали практически все латинские предлоги, отвечающие за локализацию факта, события, явления во времени и/или в пространстве. Римляне, следовательно, использовали одни и те же предлоги для определения и пространственных, и временных координат, что говорит о теснейшей связи времени и пространства в их сознании: римляне осознавали время и пространство подобными друг другу измерениями человеческого уровня мира.

Существительные, прилагательные и наречия с пространственным денотативным значением в латинском языке имели также и временнýю коннотацию. Следовательно, теоретически, римлянин, локализируя событие во времени и пространстве, имел возможность обойтись только этими терминами: основной термин для обозначения пространства – Spatium – мог обозначать и промежуток времени (например, у Тацита мы читаем: «addito spatio» – «дать время» [Ann.,III,2]). Кроме того, понятие Longus, которое обычно переводится как «длинный», «далекий», могло обозначать и «долгий», а термин templum, обозначающий священное пространство, по верному замечанию М. Элиаде99, вообще образован от корня существительного с денотативным значением «время» (tempus). Это подводит к выводу о близости, похожести и неразрывности осмысления концептов «время» и «пространство» римлянами.

Для обоснования необходимости актуализации категории «хронотоп» к сознанию Тацита можно привести и другие доказательства.

Одним из проявлений синтеза пространства и времени в картине мира римлян можно считать «увязывание» времени с конкретным местом: у каждой местности прослеживается существование своего, «местного», времени. Летосчисление от основания Рима также можно считать таким «местным» временем. Заметим, что восприятие римлянами своего города в качестве некоего хронотопа, в структуре которого присутствовало своеобразное восприятие и времени, и пространства, уже является доказанным100. Нам остается добавить, что римляне, судя по всему, стремились путем завоеваний распространить свое «местное» (то есть римское) время на покоренные ими территории, «освоить» покоренные земли с помощью своей – временнóй —системы упорядочивания пространства.

Приведем другой пример. Тацит, рассказывая о разграблении Кремоны101, упоминает, что это произошло на 286 году существования самой Кремоны, а не Рима. Бегство вождя восставших британцев Каратака к царице бригантов произошло «через девять лет после начала войны в Британии» (52 г. н.э.) («nono post anno quam bellum in Britania coeptum») [Ann.,XII,36]. Следовательно, в сознании Тацита жило представление о том, что время каждой отдельной местности, территории, города текло самостоятельно, само по себе, оно было «привязано» к данной территории. Итак, анализ сочинений Тацита дает основания говорить о целостности картины мира римлян в аспекте их представлений о времени и пространстве, что делает неизбежным использование понятия «хронотоп», а применительно к контексту нашего исследования – «хронотоп принципата». Кокретное содержание «хронотопа принципата» становится возможным исследовать с помощью выделения бинарных оппозиций, на основе нетрудно смоделировать выделить конкретные образы времени и пространства. Поиск образов является актуальным направлением современных культурно-исторических исследований.

В частности, И. М. Савельева и А. В. Полетаев предприняли попытку систематизации всех возможных образов времени