моя Фике.

Платон с Валерием переглянулись, услышав столь фамильярное обращение.

Фике было детское прозвище императрицы, урожденной Софии Анхальт-Цербстской.

Платон, пользуясь привилегиями любовника, мог набраться храбрости, чтобы в

постели называть императрицу "владычицей своего сердца", но на людях он

всегда обращался к ней "ваше величество", так же как и ее дети. Однако, как

ни странно, императрица словно и не заметила дерзости французской аббатисы.

– Теперь скажи мне, почему ты так задержалась во Франции? – спросила

Екатерина. – Когда ты закрыла аббатство, я думала, ты сразу же приедешь в

Россию. Мой двор полон беженцев, особенно с тех пор, как ваш король был

схвачен в Варенне при попытке тайно покинуть страну и стал узником

собственного народа. Франция – это гидра с двенадцатью сотнями голов,

государство анархии. Эта нация сапожников перевернула естественный порядок

вещей!

Аббатиса была удивлена, услышав, в какой манере выражается столь

просвещенная правительница. Конечно, Франция стала опасной. Но неужели это

та самая царица, которая поддерживала дружескую переписку с Вольтером и

Дидро? Ведь эти философы, известные своими либеральными взглядами,

проповедовали классовое равенство и были противниками войны…

– Я не могла приехать сразу, – ответила аббатиса на вопрос Екатерины. -

У меня были дела, которые следовало закончить.

Она со значением посмотрела на Платона Зубова, который стоял за спинкой

кресла Екатерины и поглаживал ей шею.

– Но об этом я могу говорить только с тобой, – закончила Элен.

Екатерина какое-то время молча смотрела на нее, потом обронила:

– Валерий, ты с Платоном Александровичем можешь оставить нас.

– Но, мое обожаемое величество…– начал Платон Зубов тоном капризного

ребенка.

– Не бойся за мою безопасность, мой голубь. – Екатерина похлопала

фаворита по руке, лежавшей на ее плече. – Мы с Элен знаем друг друга без

малого шестьдесят лет. Не будет вреда, если мы останемся с ней одни на

несколько минут.

– Разве он не красив? – спросила царица, когда оба молодых человека

вышли из комнаты. – Знаю, мы с тобой выбрали разные дороги в жизни, моя

дорогая. Надеюсь, ты поймешь, когда я скажу тебе, что чувствую себя

маленькой мошкой, греющей крылышки на солнце после холодной зимы. Ничто так

не гонит соки в старом дереве, как забота молодого садовника.

Аббатиса ответила не сразу, раздумывая о том, правильно ли она

поступает. Ведь хотя они постоянно обменивались посланиями и переписка их

была по-дружески теплой и доверительной, она не видела свою подругу детства

в течение долгих лет. Правдивы ли слухи о ней? Можно ли довериться этой

стареющей женщине, погрязшей в плотских грехах и ревностно оберегающей свою

единоличную власть?

– Я шокировала тебя? – улыбнулась Екатерина.

– Моя дорогая София, – сказала аббатиса, – я прекрасно знаю, как любишь

ты подобные выходки. Помнишь, когда тебе было только четыре года и тебя

должны были представить при дворе короля Пруссии Фридриха Вильгельма, ты

отказалась поцеловать галун на его костюме?

Екатерина рассмеялась так, что у нее на глазах выступили слезы.

– Я заявила, что портной сшил ему слишком короткий сюртук! Моя мать

была в бешенстве, король же похвалил меня за храбрость.

Аббатиса благосклонно улыбнулась своей подруге.

– Ты помнишь, что предсказывал нам брауншвейгский каноник? – мягко

спросила она. – На твоей ладони он увидел три короны.

– Я хорошо помню об этом, – последовал ответ. – С того самого дня и

после я никогда не сомневалась, что буду правительницей империи. Я всегда

верила в мистические предсказания, особенно если они совпадали с моими

желаниями.