что ел слишком много фазанов и куропаток, объедался окороками и салом, пил

слишком много кваса, пива и клюквенного ликера. Умер оттого, что ублажал

слишком много пухленьких дворянок, которые следовали за ним, словно

маркитантки, ожидающие крошек с его стола. Он промотал пятьдесят миллионов

рублей на прекрасные дворцы, ценные украшения, французское шампанское, но

при этом он сделал Екатерину самой могущественной женщиной в мире.

Фрейлины молча порхали вокруг нее, словно бабочки, напудривая ее волосы

и завязывая ленты на туфлях. Она стояла, а фрейлины накинули ей на плечи

бархатную серую мантию, надели регалии, которые она всегда носила при дворе:

кресты Святой Екатерины, Святого Владимира, Святого Александра Невского,

ленты Святого Андрея и Святого Георгия украшали ее грудь вместе с тяжелыми

золотыми медалями. Екатерина расправила плечи, демонстрируя великолепную

осанку, и вышла из своих покоев.

Сегодня впервые за десять дней она появится перед придворными. В

сопровождении личного телохранителя она зашагала по длинным коридорам

Зимнего дворца, мимо шеренг гвардейцев, мимо окон, за которыми несколько лет

назад ее корабли готовились отправиться по Неве к морю, чтобы встретиться

там со шведским флотом, уже выстроенным для атаки на Санкт-Петербург.

Екатерина задумчиво смотрела на город за окнами.

Вскоре ей предстоит увидеть ее двор, это сборище подлецов, которые

называют себя дипломатами и придворными. Они сговаривались против нее,

планировали ее низвержение. Ее собственный сын задумал цареубийство. Но

теперь в Петербург приехала одна персона, которая могла спасти ее. Женщина,

у которой в руках была сила, потерянная Екатериной после смерти Потемкина.

Именно этим утром прибыла в Петербург ее подруга детства, Элен де Рок,

аббатиса Монглана.

После недолгого пребывания на виду Екатерина рука об руку с ее нынешним

любовником Платоном Зубовым вернулась в свои личные апартаменты. Аббатиса

уже ждала ее в обществе родного брата Платона, Валерия. Она поднялась,

увидев императрицу, пересекла комнату и обняла ее.

Подвижная для ее лет и тонкая, как высохший тростник, аббатиса

светилась от радости под взглядом подруги. После жарких объятий аббатиса

бросила взгляд на Платона Зубова. Одетый в небесно-голубой сюртук и

обтягивающие лосины, он был так увешан медалями, что казалось странным, как

он не падает под их тяжестью. Платон был молод, обладал приятными, нежными

чертами. Невозможно было ошибиться в его роли при дворе: во время беседы с

аббатисой Екатерина не отпускала его руку.

– Элен, как часто я мечтала о твоем приезде! Даже не верится, что ты

наконец здесь. Господь услышал мои молитвы и привел ко мне подругу детства.

Она сделала знак аббатисе, разрешая той сесть в большое удобное кресло,

сама же села рядом. Платон и Валерий встали за их спинами.

– Это надо отметить. Однако, как ты видишь, я в трауре и не могу

устроить fete [Празднество (фр.)] по поводу твоего приезда. Я предлагаю

вместе пообедать сегодня в моих покоях. Мы сможем смеяться и радоваться,

притворившись на минуту, что снова вернулись в детство. Валерий, ты не

откроешь вино, как я учила тебя?

Валерий кивнул и подошел к буфету.

– Ты должна попробовать это вино, моя дорогая, – продолжала Екатерина.

– Это самая большая ценность при моем дворе. Оно было привезено из Бордо

самим Дени Дидро много лет назад. Я ценю его, как если бы оно было

драгоценным.

Валерий разлил темное красное вино в маленькие хрустальные бокалы.

Женщины сделали по глотку.

– Великолепно! – сказала аббатиса, улыбаясь Екатерине. – Но никакое

вино не сравнится с тем эликсиром, что бежит по моим жилам при виде тебя,