– Есть хочу – умираю! – рявкнула она, перекрикивая ветер, который бил в
ветровое стекло.
– Сейчас?! – взвизгнула я. – Ты сумасшедшая? Надо бежать в полицию!
– Ни в коем случае, – резко сказала Лили. – Если Гарри узнает об этом,
он посадит меня под замок и я не смогу принять участие в турнире. Так что мы
сейчас сядем где-нибудь, перекусим и подумаем, что делать. Я не могу думать
на голодный желудок.
– Хорошо, если мы не идем в полицию, тогда давай поедем ко мне.
– У тебя нет кухни, – сказала Лили. – Мне нужно мясо, говядина или
баранина, чтобы заставить работать клетки мозга.
– И все-таки давай поедем ко мне на квартиру. В трех кварталах от
Третьей авеню есть гриль-бар. Но предупреждаю: как только ты наешься, я
прямиком отправляюсь в полицию.
Лили остановилась перед рестораном "Пальма" на Второй авеню, в районе
сороковых улиц. Она сняла с плеча сумку, достала из нее шахматную доску и
засунула туда Кариоку. Он высунул из нее голову и завертел ею по сторонам.
– Не разрешается входить в ресторан с собаками, – объяснила Лили.
– Что ты предлагаешь мне делать с этим? – сказала я, вертя в руках
доску, которую Лили швырнула мне на колени.
– Держи ее, – сказала она. – Ты компьютерный гений, я специалист по
шахматам. Стратегия – наш хлеб. Я уверена, мы можем все просчитать,
объединив наши усилия. Но сначала тебе надо хоть немного разобраться в
шахматах. – Лили упихала голову Кариоки обратно в сумку и застегнула
"молнию". – Слыхала выражение "Пешки – душа шахмат"?
– М-м… Звучит знакомо, но не помню, кто это сказал.
– Андре Филидор, отец современных шахмат. Во время Французской
революции он написал знаменитую книгу о шахматах, в которой объяснил, что
использование пешек может привести к тому, что они станут такими же
значимыми фигурами, как и основные. Раньше никто об этом не думал, пешками
жертвовали, чтобы освободить путь, не блокировать ими ходы.
– Хочешь сказать, что мы – пара пешек, которыми кто-то хочет
пожертвовать?
Я нашла эту идею странной, но заслуживающей внимания.
– Нет, – заявила Лили, вылезая из машины и вешая сумку через плечо. – Я
хочу сказать, что пришло время объединить усилия, пока мы не узнаем, что это
за игра, в которую мы играем.
На том и порешили.
Размен ферзей
Королевы в сделки не вступают.
Льюис Кэрролл.
Алиса в Зазеркалье.
Перевод Н. Демуровой
Санкт-Петербург, Россия, осень 1791 года
Среди заснеженных полей скользила тройка, горячее дыхание лошадей
струями пара вырывалось из ноздрей. На подъезде к Риге снег на дорогах стал
таким глубоким, что пришлось поменять закрытую темную повозку на эти широкие
открытые сани с запряженной в них тройкой лошадей. Звенели серебряные
колокольчики на кожаной упряжи, а на широких изогнутых боках саней
красовался императорский герб, состоящий из множества золотых гвоздей.
Здесь, всего в пятнадцати верстах от Петербурга, на деревьях еще
держались пожухлые листья и крестьяне до сих пор работали в полях, хотя снег
уже лежал толстым слоем на соломенных крышах домов.
Аббатиса сидела, откинувшись на груду мехов, и смотрела, как мимо
проносятся деревни. Было уже четвертое ноября по юлианскому календарю,
принятому в Европе. Страшно подумать: ровно год и семь месяцев прошли с того
дня, когда она решила извлечь шахматы Монглана из тайника, в котором они
пролежали тысячу лет.
Здесь же, в России, где время считали по григорианскому календарю, было
еще только двадцать третье октября. Россия вообще во многом отстает от
Европы, думала аббатиса. Страна со своим собственным календарем, религией и
культурой. Обычаи и одежда вот этих крестьян, работающих на окрестных полях,