У меня задрожали руки.

– Роузи, что с тобой? – прошептала Джерм. – Ты в порядке?

– Ты его не слышишь? Совсем-совсем? – тихо спросила я.

Она снова помотала головой и сосредоточенно прислушалась, будто у неё и мысли не было сомневаться в моих словах. Но меня охватила паника: мне нужно, чтобы Джерм услышала этот голос и я убедилась, что не схожу с ума.

– Не скажу, никогда не скажу, – продолжал голос, становясь всё громче.

И хотя он звучал уже совсем близко, по лицу Джерм было очевидно, что она его не слышит. Я в ужасе схватила её руку и крепко сжала.

– И поделом им!

В этот момент глаза Джерм полезли из орбит.

– Я слышу, – одними губами произнесла она, нахмурившись, будто прислушивалась изо всех сил, хотя голос уже почти кричал.

Я указала на дверь и на бьющее из щелей свечение.

Джерм сощурилась и стиснула мои пальцы. Вдруг свечение ярко вспыхнуло, как в приступе злости, и мы обе вздрогнули. Джерм схватила меня за рукав и прошептала:

– Я видела!

Мы накрылись одеялами, сжимая в кулаках болтающиеся на шеях ложки.

– Эта белобрысая вечно языком мелет, – недовольно протянул голос. Его обладатель уже поднялся по лестнице и остановился у двери. Он знал, что мы здесь.

Вдруг Джерм дёрнулась и обернулась, посмотрев куда-то за «крепость», а потом медленно поднялась.

– Э-эм… Роузи? – уже нормальным голосом, не шепотом, сказала она, побледнев от ужаса. – Как выглядят призраки?

– Ну, такие мёртвые и полупрозрачные, – прошептала я, не сводя глаз с двери в подвал, и подумала: «Все же знают, как выглядят призраки!»

– Э-эм. Роузи?

– А?

– Похоже, он тут не один.

Я наконец сообразила, о чём она, и от страха меня замутило. Светилась не только дверь – свечение окружало нас со всех сторон.

Я медленно оглянулась.

В гостиной стояла женщина с клубком пряжи в руках. Позади неё – мужчина в жёлтом дождевике, промокший до нитки и бледный, с прилипшими к рукам морскими звёздами. Ещё одна женщина, очень старая и вся в белом, стояла у дивана. А ближе всех – в каких-то дюймах от нас – стоял мальчик лет тринадцати-четырнадцати, с лохматыми каштановыми волосами и большими карими глазами. Наморщенный лоб, облепившие уши мокрые волосы, бледная до голубизны кожа – на него было страшно смотреть: казалось, он проглотил что-то протухшее. И он излучал голубоватое сияние, освещающее стену у него за спиной.

Мы были окружены.

Мальчик, хмурясь, ткнул в нашу сторону пальцем. Моё сердце зашлось в стуке, отдаваясь в кистях, ступнях, ушах.

– Ты нас видишь? – спросил он ясным как перезвон колоколов голосом будто самый обыкновенный живой мальчик. Вот только в нём не было ничего живого: бледный и прозрачный, просто тень человека, к тому же он выглядел как утопленник.

Я сглотнула и кивнула.

Несколько секунд он молча смотрел на меня, а затем весь съёжился, опустил голову и затряс ею, приговаривая:

– Нет. Нет, нет, нет.

Мы с Джерм переглянулись, напуганные и растерянные. Я не знала, что сказать, да и нужно ли что-то говорить – может, лучше убежать? Мой взгляд скользнул по развешанным по всей комнате ложкам: они явно не работали.

Мальчик с сомнением оглядел Джерм. Он был таким бледным, что даже его веснушки выцвели.

– И ты тоже меня видишь?

Она секунду поколебалась, но затем энергично закивала.

Мальчик с печальным видом протяжно вздохнул:

– Что ж, сделанного не воротишь.

Мы с Джерм опять непонимающе переглянулись – и подскочили от раздавшегося позади нас голоса:

– Не воротишь!

Развернувшись, я оказалась лицом к лицу с тем самым мужчиной, которого видела накануне. Он ухмыльнулся и захохотал как безумный.

– Теперь жди беды! Жди большой беды! – объявил он и снова захохотал.