Но было и иное желание, никакого отношения не имевшее к постели. И это оно заставило искать её в ночи, пока не нашёл, это оно заставило прийти с ней сюда, увести от полукровки.

Она была ему нужна. Прямо сейчас. Сильнее, чем воздух, пища, вода.

Не постель, не тело её безупречное… Хотя, конечно, намекни она, что ей этого хочется, и он бы даже такой, полуживой, нашёл в себе силы снова её любить, жажду её утолить своей огненной нежностью.

Но не затем он пришёл. Нет. Не за постелью.

Он бы сейчас у её ног, на полу, как пёс, согласился спать, лишь бы не прогнала. Просто рядом.

Он смертельно устал. От всего устал. От дорог, от драк, от крови, от одиночества длиною в жизнь. Он смертельно устал, и понял это только здесь. Вкусив на несколько дней иной жизни, непохожей на его собственную, Эл вдруг отчётливо понял, что он не хочет больше жить так, как привык. И на Север он не хочет тоже.

Он просто хочет быть с ней. Любить. И ничего не бояться, не оглядываться, не ждать удара исподтишка. Жить тихой, мирной, семейной жизнью, скучной, обыденной, глупой и бесконечно счастливой. Он хочет невозможного.

И сейчас ему так нужна надежда на чудо, на то, что ещё не всё потеряно, на то, что даже невозможное возможно.

В этой солнечной девочке сегодня его спасение, его сила, его жизнь. Прогонит – и больше незачем будет бороться. Всё потеряет смысл.

Так, может, наконец, рассказать ей всё, рассказать прямо сейчас? Сколько ты будешь тянуть, Ворон?

Рассказать, как она его вытащила с того света. И как ему надо, чтобы сейчас она снова сделала это. Потому что тоска и отчаяние затянули душу в смрадное гнилое болото, из которого не выбраться без помощи – он утонет, если она не протянет руку. Потому что ещё никогда, за всю его страшную жизнь, одиночество не было таким невыносимым, не затягивалось на шее тугой петлей. Потому что если сейчас она его не обнимет, не согреет светом сердца своего, он застынет ледяной глыбой навеки, разучившись дышать, потерявшись навсегда во мраке безнадёжности.

«Просто скажи, что я тебе нужен, просто скажи! – умолял он мысленно, но в ответ лишь тишина. – Скажи сейчас – завтра будет поздно! Три слова: ты нужен мне. И ты меня снова спасешь. Не убивай безразличием! Не убивай…»

Он ждал, но она молчала. Таяла последняя надежда.

Она молчала. Сердце, сбиваясь с ритма, вопило: «Позови!».

Она молчала.

Он сдался. Прижался к ней щекой, шепнул чуть слышно:

– Можно… я останусь?

Не выдержал. Сам спросил. Попросил.

Попросил? Да это была мольба, последняя просьба обреченного, за которой лишь край.

Настина рука, ласкавшая его волосы, замерла на миг, потом снова погладила мягко. Она молчала.

Он ждал.

– Нет, уходи, Эл! – наконец выдохнула Настя. – Ступай-ка лучше спать!

Вот и всё. Конец.

Уходи.

Не спасла.

Свет погас. Могильная тьма отчаяния накрыла с головой. Сердце вздрогнуло и умолкло. Он больше не слышал его ударов. Посмотрел снизу вверх. Поднялся…

– Светлой ночи, Дэини! – Эл коснулся губами её виска, запоминая родной до боли запах кожи.

– Светлой ночи! – она опустила в пол изумрудные глаза.

У самого порога Ворон обернулся на напряжённо застывшую рыжую девчонку, похожую на прекрасную каменную статую.

Интересно, а она поняла, что сейчас сделала? Поняла, что он стоял на краю, и она только что столкнула его в пропасть, в беспросветную, как смерть, Бездну.

***

10. 10 В ненастную ночь

В ненастную ночь

Встану, выйду, хлопну дверью я –

Тишина вокруг села –

Опадают звезды перьями

На следы когтистых лап.

Наталья О’Шей

В Орсевилоне пришлось задержаться ещё на несколько дней. Стараниями миледи Вилирэн Эл быстро шёл на поправку. Но всё-таки единогласно было принято решение дождаться, пока рана затянется немного и не станет так сильно досаждать ему в пути.