Элли смущённо стояла в дверях рядом с Тайрисом; тут Марвин наконец махнул ей: входи.

– Уж ты ей положи-ка побольше, Марвин, да плантан не забудь, только руки сначала вымой, – засуетилась бабуля. – Тай, входи, садись.

Тайрис улыбнулся бабушке, а потом вздрогнул, резко вдохнул, стиснул руки на груди.

– Ты зачем их вытащила? Я вообще не знал, что они у тебя с собой. – Он яростно зыркнул на маму, которая стояла рядом с маленьким вентилятором и, похоже, изо всех сил старалась не растаять.

Мама посмотрела на семейные альбомы, которые лежали на столе.

– Ну, я подумала, бабуле приятно будет посмотреть. А ты как считаешь?

Тайрис бросил на бабушку быстрый взгляд и понял, что совсем не хочет отвечать на этот вопрос. Конечно, её ни в коем случае нельзя больше расстраивать, но всё равно мамин поступок – ни в какие ворота. Не имела она на это права. И как посмела? Он считал, что никто не должен смотреть эти альбомы. Это его альбомы… вернее, их с папой. Дома он спрятал их у себя в шкафу, в самый дальний угол; получается, мама заходила к нему в комнату без разрешения, притом что он повесил на дверях табличку «Вход запрещён».

Он снова глянул на бабушку, она перехватила его взгляд. Мягко опустила кончики пальцев на обложки альбомов.

– Там есть просто замечательные снимки, Тай. И все эти статьи про благотворительные походы, в которых вы с папой участвовали, – ну отличное же дело! Сколько вы заработали денег для больницы, в которой так о нём заботились! Ты у нас просто молодчина. Сколько вы всего собрали денег?

Тайрис почти физически ощущал, как обида на маму разливается по телу. Щёки закололо, в горле пересохло. Это она во всём виновата.

– Тайрис. Бабуля задала тебе вопрос. Пожалуйста, ответь, как полагается. – Мама коротко кивнула головой.

Сердце понеслось вскачь.

– Я… э-э… – Он передёрнул плечами.

– Тайрис, – повторила мама. – Ответь бабуле.

Он попытался сосредоточиться. Странное дело: никак не вспомнить сколько. Но как же так, ему тогда даже вручили огромный чек, его фотографию напечатали в газете! Но даже это почему-то размывалось в памяти. Он будто вглядывался сквозь туман.

Тайрис потёр виски.

– Не помню.

– Ну, не валяй дурака, Тай, ты прекрасно помнишь, сколько собрал денег.

Он правда не помнил. Не знал сколько, даже приблизительно не представлял.

– Я от жары тоже забывчивой делаюсь. И от старости, – ласково заметила бабуля. – Не переживай, внучок.

Тайрис посмотрел на маму, она – на него, оба молчали. Он провёл языком по губам, будто бы слизнув грубое слово, которое так и просилось наружу. Он сам не понимал, как мог забыть сумму, но не понимал и того, почему, по маминому мнению, совершенно нормально трогать его личные вещи. Пробормотал себе под нос:

– Это мои вещи. А ты даже не спросила.

– Тай, давай-ка сейчас не будем, – спокойно ответила мама и улыбнулась Элли – та ответила приветливой улыбкой. – Но я перед тобой извиняюсь, Тай, – хорошо? Хотя я совершенно уверена: папа хотел бы, чтобы мы показали ваши альбомы бабушке.

– Нет! Не говори так! Ты ничего не знаешь!

Повисло испуганное молчание, только кофеварка шипела на плите на медленном огне.

Тайрис моргнул, сам удивившись громкости своего голоса. Он же не хотел кричать. Перевёл взгляд на Элли.

– Элли, прости меня.

Элли улыбнулась, но ничего не сказала. Бабушка мягким движением взяла альбомы со стола, протянула их Тайрису.

– Вот, дорогой, держи, отнеси назад в мамину комнату. Может, в другой раз ты подобреешь и покажешь мне, чем вы вместе занимались, расскажешь об этих замечательных вещах.

Тайрис беззвучно шевельнул губами, благодаря бабулю, а потом пулей вылетел из кухни.