Он снова выбросил руку вперёд: дёрнулся всем телом, стиснул зубы, ему показалось, что где-то внутри сжимается бумажный комок. Сделал шаг назад, в жилах бушевала кровь.

– Чушь тут какая-то написана. Подумаешь – буквы! Пошли отсюда.

– По-моему, очень здорово, – заметила Элли. – Твой папа сейчас где?

Тайрис уставился на неё, сглотнул резкий ответ, а потом зашагал прочь – но всё же успел услышать, что у него за спиной говорят Марвин и Элли.

– Марвин, он чего? Я что-то не так сказала?

– Нет. Всё в порядке.

– А чего он расстроился?

– Папа Тайриса умер в марте, ему трудно об этом говорить.

Небо выстлали мазки облаков. До бабушкиного дома Тайрис добрался совсем без сил, прислонил велосипед к сломанному белому забору. В воздухе висел крепкий мятно-сосновый аромат эвкалипта.

Надписи всё не выходили у него из головы. Зачем Марвин решил их ему показать, с какой целью? Правда, что ли, подумал, что ему будет интересно? Элли сказала – «классно», вот только ничего в этом нет классного, ни в надписях, ни в этом доме, вообще ни в чём. Он-то хочет одного: забыть.

– Вы уверены, что ваша бабуля будет не против, если я приду к вам на обед? – Элли посмотрела сперва на Марвина, потом на Тайриса.

Марвин разулыбался от уха до уха.

– Она с радостью тебя накормит! И твой папа прав: такое карри с креветками, как у нашей бабули, больше на Ямайке нигде не попробуешь! – Марвин рассмеялся. – Заходи.

Элли следом за ним шагнула в дом, Тайрис шёл последним; внутри у него по-прежнему назревала буря.

– Бабуля, а у нас гости… Бабуля! – громко позвал Марвин.

Какое счастье – в доме прохладно, по коридору плывёт запах бабулиной готовки; Тайрис пошёл по коридору, предвкушая первый глоток ледяного имбирного пунша.

Они вошли в кухню – бабушка как раз домыла бежевую виниловую плитку на полу. Мама убирала тарелки на полку и тихо напевала себе под нос.

– Это Элли-Мэй, её папа строит гостиницу там, на горе. Кстати, он говорит, что ты готовишь лучшее в мире карри, и Элли очень хочет его попробовать, – выпалил Марвин, перепрыгивая через швабру к холодильнику и доставая огромную кастрюльку с рисом и карри. Её он поставил в сторону. – Ой, да, Элли, это моя бабуля.

Бабушка плюхнулась в кресло, растирая отёкшие ноги.

– Ну что ж, рада знакомству, Элли-Мэй.

– А это тётя Патти, мама Тая, – добавил Марвин.

– Приятно познакомиться, Элли-Мэй.

– Спасибо, и мне тоже очень приятно.

– Техасский акцент, да? – догадалась мама, и глаза у неё заблестели.

– Да, мэм. Я из Остина в Техасе. – Судя по виду и голосу, Элли очень этим гордилась.

– Элли занимается борьбой. И у неё отлично получается, – похвастался Марвин.

Мама Тайриса отпила воды из стакана, стоявшего на столешнице, улыбнулась.

– Правда? Вот, наверное, здорово.

– Это одно из моих любимых занятий. А ещё я очень люблю математику, – сообщила Элли, накручивая на пальцы прядки рыжих волос.

– Математику? – Мамин смех мягко заскользил по кухне. – Тогда, Элли, ты мне точно по душе. Я преподаю математику и физику в университете. Там и познакомилась с папой Тайриса.

Тайрис опустил глаза на носки кроссовок.

– А он тоже занимался математикой?

– Нет, химией. Мы встретились в университетском гребном клубе, но получалось у обоих плохо, так что потом мы перешли в парусный спорт… Вот там оказалось здорово.

Тайрис посмотрел на маму: она так и сияла, перед глазами у неё будто бы проплывали воспоминания.

– Нам так понравилось, что на медовый месяц мы отправились под парусом вокруг Карибских островов. Ладно… – Мама отхлебнула ещё воды, Тайрис заметил, что руки у неё дрожат.