Артур отпрянул. К матери явно вернулось сознание – она умоляюще, не моргая, смотрела на сына. Несколько секунд он ошарашенно смотрел в ответ, затем отвёл взгляд, не в силах выдержать эту внезапно появившуюся между ними связь.

Пакетик с питательной жидкостью так и остался в трясущихся руках. Артур попытался приладить его снова, стараясь не обращать внимания на очнувшуюся мать, но сильная тревога и какое-то неприятное возбуждение превратили руки в непослушные отростки. Спустя долгую минуту пакет был закреплён и установлен на металлической стойке.

Пересилив себя, он поднял глаза и снова встретился с матерью взглядами. Сердце бешено колотилось, в душе бурлили и перемешивались десятки чувств, будто неумелый повар принялся добавлять в блюдо всё, что находил в холодильнике. Мысли сталкивались друг с другом и опасно взрывались, готовые в любую секунду поджечь его иссушенное болезненное сознание.

Артур отошёл от кровати.

– Что? Чего ты смотришь? – Он снова отвёл взгляд, не в силах сопротивляться нарастающему чувству вины.

Мать продолжала неотрывно смотреть ему в глаза. Артур вспомнил, как небрежно менял ей повязку, не заботясь о том, насколько болезненной была для неё эта процедура. Новый укол вины практически сбил ему дыхание.

Продолжая рассматривать потёртый линолеум и свои ноги, он с удивлением отметил, что мать перестала выть. Воцарилась густая тишина, лишь иногда разрезаемая звуками улицы. Артур слышал тяжёлое дыхание матери, сам он практически не дышал. Мысли продолжали роем жужжать в голове, и в какой-то момент стали оформляться в отдельные фразы: это ты виновата, это всё ты, зачем мне это, чем я так провинился…

Варево из чувств было готово, пора подавать основное блюдо – ненависть.

6

Артур снова посмотрел в глаза матери. Сколько дней он в пустоту высказывал всю свою накопившуюся обиду и боль, когда менял ей повязки, мыл её и переворачивал с бока на бок, чтобы не появились новые пролежни? Но теперь её взгляд стал осмысленным, значит она его слышала.

Несколько секунд они сверлили друг друга взглядами – серые, почти выцветшие глаза матери и карие глаза сына. Сотни фраз вертелись в его голове, каждая стремилась забрать пальму первенства, чтобы с силой вырваться на свободу. Время превратилось в кисель.

Наконец Артур набрал полную грудь воздуха, сильно сжал кулаки, чтобы боль пришла ему на помощь, и задал самый важный вопрос:

– Почему?

Мать издала какой-то протяжный звук, очевидно с вопросительной интонацией. Артур часто задышал, сердце гулко и настойчиво выбивало неровный ритм в ушах.

– Почему? – повторил он. – Почему ты так со мной поступила?

Глаза защипало. Душа Артура была настолько переполнена калейдоскопом чувств, что тело без спроса решило помочь ему высвободить их через слёзы. В этот момент по щеке матери тоже скатилась слезинка и растворилась в ткани наволочки. Из всех чувств на первый план выбралась жалость, но с помощью более привычной ненависти Артур быстро её погасил.

– Это ты во всём виновата. Зачем надо было меня рожать, чтобы поиздеваться? Ммм?

Поток слов набирал свою силу, они с жадностью стали вываливаться изо рта, словно освобождённые из-под стражи преступники. Голос становился твёрже.

Мать продолжала смотреть на сына, слёзы потекли ручьем по ей иссушенному лицу. Артур продолжал извергать из себя чувства, копившиеся с самого детства:

– Я каждый раз мучился, когда в школу шёл, и всё из-за тебя. Ты же видела, как надо мной издеваются – сын поломойки! А ты меня не понимала, не понимала и не чувствовала. И не защищала. Отец спился, почему ты меня не оберегала? Ты же слышала, как меня дети дразнят, ты другую работу не могла найти?