– Нашли время! Кстати про время – светает, есть навоз, значит, есть скот, пора скотинку обихаживать: кормить, поить, доить. Где люди?

– Да-а, Север, можно вывезти парня из деревни…Тебе средневековая толстовка личит, прямо будто тут родился и вырос!

Действительно, где люди? Да ведь скотины тоже нет, тихо. Собаки не лаяли. Надо пошуметь, что за сонное царство? Снова разыграли отрепетированное внизу представление, теперь громко с выражением. Тишина…Театр без зрителей. Не нравится мне это! Такое чувство, что сейчас лангольеры, пожиратели прошлого, прилетят.

– Домой пойдемте, дома и стены помогают.

– Прошу не надо про стены…Я не говорил вам, у меня клаустрофобия, но не сильно, в шесть лет на лифте катался, на полдня застрял.

Вот почему Витя ход начал рыть. Задыхался и потел. Тогда ему тяжелее всех там было. Так и запишем: реакция на стресс – конструктивная, адекватная. Может преодолеть сам себя. Самоуправляемый тип. Уникальное свойство психики.

Дом, милый дом!

Наш флигель, в отличие от замка, сохранил свой прежний внешний облик. То есть, особо не изменился. Стал поновее. Мы рванули по дорожке. Мне кажется или я узнаю некоторые камни? Грязные куртки, верхние штаны и обувь оставили в тамбуре. Одежда точно стала какая то другая. Та, и как бы не та.

Ввалились гурьбой.

Упс! Если вы орёте, а в ответ тишина, это не всегда означает безлюдье. Люди, к примеру, могут скрыться, подготовиться к обороне, или к нападению, и поджидать вас. Или просто бояться, прятаться. Она не скрывалась, точнее не могла. Женщина, возраста чуть за средний, сидела в инвалидной коляске прямо посреди холла. Подняв руку в охранительном жесте, громко спросила:

– Кто вы? Почему я снова попала домой?

Ничего себе! Хозяйка моей недвижимости объявилась, еще с претензией « снова попала»! Одно радует, хоть какую – то информацию узнаем. Мы по очереди, почему то церемонно полными именами представились. Она кивнула, и назвалась Эммой Кляйн. Надо сказать, фамилия ей подходила как нельзя лучше. Дама была миниатюрной, изящной с точеными ручками и выразительными сильно выпуклыми серыми глазами. Её платок и блуза были явно казенными, мышиного цвета, в мелкий цветочек, велики по размеру. Вязаные перчатки митенки, видимо мерзли руки. Ножки болтались высоко над ступенькой кресла, одеты в шерстяные следки и укрыты стареньким пледом.

– А вот мы сейчас умоемся, поставим чай, есть же у нас чай? Видимо разговор будет долгий, все устали. Побеседуем за чашечкой чая, фрау Эмма, хотите поплотнее покушать? У нас тут продукты были. Когда – то.

Молодец Ида, обязанности свои помнит, девушка ответственная, психика устойчивая.

– Фройляйн Эмма, если вас не затруднит. Мне, пожалуй, только кофе. Ого, малышка еще и старая дева, хотя в её положении инвалида неудивительно.

Ида ловко покатила странную деревянную инвалидную конструкцию в кухню, загремела посуда, заглушая их разговор. Мы привели себя в относительный порядок. Ребят, невзирая на их бурное возмущение, я запихнула в санузел первыми по двое. Выходили оттуда с ошарашенными лицами. Андрей отплевывался свиной щетиной и тихо ругался. Ушел во двор.

Я разделила их эмоции, когда зашла сама. Наш санузел был роскошным и отремонтирован в лучших традициях Средневековья! Узнала фаянсовое трио, украшавшее тумбу – кувшин, таз, горшок с ручками в форме цветочного венка. За ширмой был стульчак с занавесочкой внизу, там скромно прятался горшок, устрашающих размеров. Ванна в форме овальной новенькой деревянной лохани была выстлана изнутри холстинковой большой простыней с вышитыми уголками, кокетливо загнутыми наружу. Кирпичная стена за лоханью была с глубокой нишей, в которой располагался вмазанный большой медный котёл с холодной водой, накрытый крышкой. Имелся медный же ковш, с длинной ручкой. Топки с этой стороны не было.