Во дворе к нашей компании присоединился Гелиодор. Сегодня волхв был одет во все белое. На нем была длинная, до колен, свободная рубаха без воротника, похожая на тунику, с рукавами ниже запястья, и холщовые портки, заправленные в короткие красные кожаные сапожки. Ворот, подол и рукава были украшены вышивкой, сделанной красной и золотой нитью, со стилизованными изображениями зверей, птиц, деревьев и различным растительным орнаментом. Рубаха была подпоясана расшитым золотом поясом, на котором висел массивный нож в простых кожаных ножнах. Его волосы охватывала тонкая белая повязка, покрытая вышивкой со славянскими рунами. В руках волхв держал деревянный посох с навершием в виде фигурки хищной птицы и небольшой холщовый мешочек.
Собравшись вместе, мы всей компанией направились к открытым воротам крепости, навстречу поднимающемуся золотому светилу на фоне ярко-розового востока. Перед нами простирался густой девственный лес, внутрь которого вела дорога, вымощенная розовым булыжником. Мне даже пришел на память мультик об Элли, Волшебнике Изумрудного города и ее насыщенном приключениями путешествии по дороге из красного кирпича. Для героев эта история закончилась хорошо и весело. Как там в песенке: «…и Элли возвратилась с Тотошкою домой». К сожалению, этот вариант я уже не рассматривал. Передо мной стояла задача и сложнее, и одновременно проще: пройти испытание на алтаре.
Пока мы шли по старому лесу к капищу, у меня не было ни страха, ни волнения. Говорят, у приговоренных перед казнью просыпается «комплекс смертника», когда он во время пути к эшафоту либо цепенеет, ничего не соображает и его приходится нести чуть ли не на руках к месту исполнения приговора, либо впадает в состояние буйства и чуть ли не командует своими палачами. Ни того ни другого у меня не наблюдалось. Было ощущение, будто все это происходит не со мной, а с кем-то другим, посторонним и я наблюдаю за всеми событиями со стороны. При этом я не чувствовал ни злобы, ни вражды к своим похитителям и к самому Гелиодору, которому в предстоящем действе отводилась не последняя роль. Я полностью отрешился от ожидающих меня проблем и просто наслаждался прогулкой.
Погода стояла теплая, тихая и почти безветренная. Ни одного облачка в небе. Лучи восходящего солнца пробивалось сквозь ветви деревьев, отбрасывая на дорогу пятнистые тени. Изредка в кроны деревьев налетал ласковый ветерок, и тогда лес начинал негромко шуметь, скрипеть и потрескивать. Вдоль дороги поднималась густая трава, мокрая от росы, в которой покачивались еще не до конца раскрытые головки синих, красных, желтых цветов. Мелкая живность, просыпаясь после ночи, скреблась, чирикала и копошилась в траве, среди листвы и в дуплах деревьев, занимаясь своими утренними неотложными делами.
«Лепота!» – вдруг вспомнил я слова, сказанные Иваном Грозным в упомянутой ранее советской комедии при взгляде на Москву. И это определение как нельзя точно подходило под то буйство звуков и красок древнего леса. При виде подобной красоты у меня исчезли даже отголоски мыслей о возможной смерти на алтаре, наоборот, появилась некоторая убежденность, что все закончится хорошо. Но по мере приближения к цели похода, увы, такая уверенность понемногу уходила.
Вскоре мы вышли на большую поляну, окруженную со всех сторон вековыми дубами. И тут я понял, что все мои представления о славянском капище совершенно не совпадают с увиденным. Я рисовал себе картину высокого частокола, окружающего по периметру «дом богов», на острия столбов которого насажены головы жертвенных животных и людей, а входом служит высокая арка, потемневшая от времени и украшенная старинными охранными рунами и знаками. Внутри огороженной площадки должны стоять множество деревяных болванов (идолов) и фигурки почитаемых родовых животных, вымазанных кровью. Ну а в центре – огромный камень с канавками-кровопусками, на который мне сегодня предстоит лечь и отдать себя в руки жреца. Дополнять эту картину обязательно должна большая стая ворон, кружащих в небе в ожидании неудачного результата испытаний.