– Может волчицы вовсе не было, Андрюха, ты может с бодуна, – в один голос засомневались мужики.

– Да это же, что получается! Сам ангидрид, или может и Валька его, отвезли пацана куда-нибудь, подальше, а теперь привезли назад, и… нате вам, волчицу придумали!

Страсти накалялись, быстро высказывались одно за другим громкие и сильно сомнительные мнения. Петро, плескал в кружку уже из новой бутылки и подавал всем, кроме Андрея.

– Да. а, брехло ты настоящее, ангидрид, твою мать! Никакой волчицы ты и в глаза не видел, получается. Брехло!

– Брехло. о! – неслось со всех сторон.

Снова раздались крики, какие-то не такие, и мужики резко насторожились. Из кустов конопли, рядом, выскочили мальчишки, с белыми от страха лицами. Бежали они, что было мочи, то и дело показывая назад, и каждый старался перекричать другого. На лицах был страх.

– Там, в траве! Здесь, рядом! Там… лежит. Весь в крови! Мертвяк там!

– Волк? Ну, ты смотри!., ну и ангидрид, не брехал оказывается.

– Там, этот… охотник, колобка нашего дед, этот… Шиктыбай!

Наступила тишина. Даже слышно было, как на слабом ветру шелестит шелковый ковыль, а под ногами поскрипывают прошлогодние былинки. Мужики, переглянулись, покачались и медленно, недоверчиво, опасаясь, что это очередная брехня, пошли, куда указывали пацаны. Не доходя метров пять, все разом, увидели лежащего на спине, с широко раскинутыми руками, как будто он хотел всех обнять, и с открытыми глазами, Шиктыбая. Рядом с головой сидел крупный, чёрный ворон. Ошибки не могло быть. Каждый из них, хорошо знал доброго старого охотника, когда еще детьми по степи бегали.

– Кыш, зараза! Тут, как тут. Гляди ты, сволочь, норовит глаза выклевать!

Мужики медленно расступились в крут, потом еще медленнее стали сходиться, поглядывая на необычного ворона. Старик лежал окровавленный до пояса, с разорванным горлом, примятая трава вокруг была красной от крови.

– Кыш, сучара!

Ворон, казалось, их ждал, и в самый последний момент, когда до него можно было дотянуться, взмахнул огромными, белыми изнутри крыльями, и каркнул так, что мужикам показалось, рык его по всей степи прокатился, и… тяжело взлетел. Все так и присели от страха, и никто после не мог сказать, куда он делся. Как в воздухе растворился. Только через минуту другую заговорили.

– Вот и дед мой говорил, шибко наглый будет ворона, – у Кожахмета задрожал голос. – Конец света скоро, ой бай яй…

– Глаза надо бы… з. закрыть, – сказал кто-то, стуча зубами. – Положено.

– С…страш… шно, м… муж… жики, как же это? Это же горло вырвать – это же!

– Чем ему горло-то?

– Это ж… какая силища!

– Ангид…Андрей, а ты где был… Ты же говорил с Валькой был.

Андрей, при виде окровавленного Шиктыбая, тут же протрезвел… побелел. Он тянул руки, то к одному другану, то к другому.

– Всё видел, мужики, чес. слово, друганы, бля бу. Она это всё, волчица. Я ж говорил клыки – во! Пасть – во!

– Ты и про Вальку так говорил.

– Один хер! Только Шиктабая с нами не было.

Никто не осмеливался дотронуться до залитого кровью лица и закрыть глаза.

– Пацаны, сбегайте за тележкой, у меня во дворе стоит. Только никому ни слова, – наказал Федор. – Не то бабы сбегутся раньше времени.

– Твоя тележка короткая. Я с ними схожу, у меня метра два длиной, её освободить надо.

– Иди, Петро, только, как договорено, никому ни слова… пока молчок. Могила!

Ушли ещё четверо. Кого тошнило, кому-то вода срочно понадобилась, попить. Увязался и Андрей.

Пошли быстро, молча, то и дело оглядываясь, словно не веря тому, что видели. Оставшиеся мужики отошли на несколько метров, сели на траву. Кто-то сорвал пучок ковыля и прикрыл окровавленную голову покойника. Курили молча, то один, то другой тяжело вздыхали. Изредка кто-нибудь матерился.