Она смутилась, порывалась что-то сказать

– Хыть, так это ж холопка теперь твоя, – Лука кивнул в сторону девчонки. – Припоминашь?

Тут я вспомнил, что со мной произошло за последние дни:

– Ай, блин! Ладно, – я взял еду и стал есть. – Ворон говоришь звал?

– Ага, как покушаем – сразу к нему.

А с холопкой даже хорошо получается: напоила, накормила, за вещичками пригляд, вон как кинулась выколачивать сор, да мелкую живность, заползшую случайно ли, умышленно ли, а фигушки – нечего тут делать.

Ладно, поели, пора и к Ворону выдвигаться – вон, уже поглядывает на нас, да только меньше всего мне хочется там с Баламутом столкнуться. Но Лука усердно тычет, мол пошли уже. Я пощупал левый локоть, надо нож с собой взять – так спокойнее.

При свете дня можно рассмотреть каждую деталь. Нож был великолепен: из воронёной стали, изогнутый клинок длиной с полторы ладони был покрыт замысловатым узором с обеих сторон, затем перетекал на гарду с изогнутыми концами в сторону лезвия, причем нижний был длиннее и изогнутее, с выемкой под указательный палец, достаточно широкой, чтобы там поместился мой палец с золотой шестерёнкой. Дальше с гарды узор заползал на деревянную рукоятку, с пальцевой выемкой для мизинца, и вся эта красота завершалась вырезанной головой волка с разинутой пастью. С боку по гарде шла гравировка – «волчий», с одной стороны, и «пастырь», с другой.

– Вау! Волчий пастырь! Шикарный нож! Вот это вещь! Вот это шикардос! – моему восторгу не было предела.

– Шо-то он точно задумал, – Лука уставился на меня, – раз такие дары шлёт.

– Дед, ты о чём? – не отрывая взгляда от ножа спросил я.

– У некоторых древних народов, у тех же хорутан, Волчьим пастырем звался Перун.

– Ты шутишь?! – оторвавшись от ножа я вперился в дедка.

– Нет, не можно, – Лука принял многозначительный вид. – Сё истина!

– Блииин! Дед, опять ты за своё, – я встал, нож завернул в тряпочку. – Пойдем, вождь харутан, – поглядел на деда, – заждались уже поди.

Отлегло, Баламута не было, а в остальном картина та же – Ворон, Шатун, Мороз, Тихомир и те же двое, чьих имена были по-прежнему мне неизвестны. Сидели кружком, кто как, а я, как и Ворон, присел на корточки.

– Надумал ты, – Ворон глянул на меня, – дальше что?

– Ты о чём? – не понял я.

Ворон недовольно крякнул, поджал губы:

– Делать будем что, пойдём куда?

– Ааа… так это… – я потрогал левый локоть. – Ну, смотри…

– Куда? – ядовито глядя на меня перебил Мороз.

– Да – не куда, – я облизал губы, они враз пересохли. – Короче – золото было у того деда, в балахоне.

– Волхв это, – отозвался Ворон.

– Пускай, так вот, – продолжил я, – у волхва было золото, а это что значит?

– Что? – спросил Мороз, и все дружно уставились на меня.

– А это значит, – я сделал паузу, разглядывая собравшихся. Те внимательно взирали на меня, как будто я им сейчас сообщу, где сокровища-то и лежат, – что он, либо, знал, где золото, либо, ему его кто-то дал.

– Ло… гично – сказал Ворон, и все дружно закивали.

– А это, в свою очередь, что значит? – продолжил я интриговать кучкующихся.

– Ну, ну, – посыпалось со всех сторон.

– Да, не томи! – а это уже не выдержал Тихомир.

– А это значит, – ну, как дети малые, ей Богу, еле сдерживался, чтоб не рассмеяться, – что мы отправляемся туда, где наш Лука его в первый раз увидел.

Все синхронно, как по команде посмотрели на дедка. Тот ковырялся в носу – собственные козявки занимали его куда больше, чем наш, так сказать, сходняк.

– Мастер! – сказал Тихомир. – Можно я ему палец отрежу, чтобы ковырять нечем было.

– Лучше нос, чтобы негде, – подхватил один из безымянных.

– Затычину дай, – ответил Ворон. – Не убей только ты.