Топали в том же построении: я поближе к Ворону, его люди в разведку, а Морозовы – в оцеплении. Девчонка бодра вышагивала позади меня, неся свой нехитрый скарб, да корзину, куда Малуша напихала, помимо еды всяческой, ещё и свои снадобья, да травы разные, и торжественно ей всучила – на, мол, неси. Лука, вот дед неугомонный, всю дорогу промышлял по грибы, по ягоды, то накидываясь на куст малины, то исчезал в лесу, а затем прибегал довольный с грибами и ягодами в подоле. Подле леса кантоваться – с голодухи не скончаться.

– Как тебя звать-то, красавица? – спросил я девчонку.

Она чуть не грянулась о земь – то ли «красавица» её так ошеломило, то ли сам факт, что её о чем-то вообще спрашивают.

– Как хозяин хошь, – сподобилась она на ответ.

– Ну, у тебя же должно быть имя. Как родители тебя звали?

– Сирота я, – насупилась она. Разговор её тяготил, она ждала какого-то подвоха. – А хозяин как хошь, так и звашь. Вот, прежний кликал – Идисюда.

Ну от Баламута чего ещё можно ожидать, но надо ей имя дать, а то не по-людски это, да и корзину забрать что ли. Как же её назвать-то, надо что-то простенькое, без кренделей, ну, типа – Маша, Даша там. Вон, шурует как, усердно.

– Во, придумал, – сказал я. – Буду звать тебя Шура.

Та пожала плечами, Шура так Шура. Чего бы чадо не творило, лишь бы не голосило.

– Так, ладно, с этим мы определились, а корзиночку давай – я помогу.

Тут она, вообще, шарахнулась от меня, как от чумного. Совсем застремалась девчонка, застращали, видать, её крепко.

– За что отбирашь, хозяин? – она продолжила движение, но держалась от меня на расстоянии. – Я хорошо донесу, ничего не испорчу.

– Да я помочь хочу…

– Зачем помогашь, я справлюсь, хозяин, ты не смотри, что я маленькая.

– И не называй меня хозяином – зови Максом.

– Хорошо, хозяин… Максом, – она продолжала бойко вышагивать, вцепясь в корзину и пугливо поглядывая на меня.

– Просто Макс, – вздохнул я.

– Угу, – согласилась она.

А тем временем миновало несколько часов, солнце уже было в зените, и было принято решение сделать небольшой привал. Кто-то может и отдыхал, Лука тот же, лежал себе, довольный, бороду почесывая, а Ворон, опять, снарядил меня на тренировку с чудо-мечом и рубкой топором. Однако и сам не бездельничал, продолжил попытку задушить бревно, в смысле, Шатуна в «треугольнике». Но, пока, тщетно.

После перекуса двинулись дальше. Солнышко стало припекать, комары кусать, а мухи и всякая нечисть жужжать. «Да, марш-бросок намечался нехилый, такой даже в кадетской школе мы не делали. Так, стопэ!». Я остановился как вкопанный, словно упёрся в стену, словно сама кадетская школа выросла передо мной из-под земли. Шурка налетела на меня, плюхнулась на землю, не ожидавшая такой внезапной остановки, а может о чем-то задумалась и не заметила, что я резко затормозил. «Ладно! Надо будет над этим поразмыслить, что за школа такая», и я пошёл дальше. Но мысль, гоняемая и так, и эдак ни к чему более не привела, и никакое другое вспоминание не проявилось.

Ближе к ночи прискакал человек от Баламута, взялся показать дорогу, мол, Баламут уже всё организовал, и нас ждут на ночлег. Я еле переставлял ноги – оттопали мы не хило, без задержек и остановок. Ворон сказал, что иначе не успеем, заночевать нужно в городе. Вскоре стали попадаться люди, которые при виде нашего войска разбегались кто куда, и небольшие деревеньки. Когда наглухо стемнело, да так, что даже глаз не выколоть – промахнёшься, мы вступили в Смоленск. Я всю дорогу думал, что я увижу в этом Смоленске. Ну если и Смоленск будет древний, то всё – хана, значит точно в прошлое попал. Хотя и в прежнее время-то я ни разу не бывал в нём, то, когда мы пришли, мне уже было до фонаря, которого, видимо, ещё и не придумали, темень стояла полная, приставучие тучи опять заслонили небо. И такое было ощущение, что и не только небо – горизонт тоже был плотно закрыт ими. И я был уже настолько измотан, что только и осталось в памяти – куда-то зашли, где-то упал, кто-то накрыл и… и всё.