– Вот как.

– Влад не говорил? – Она усмехнулась. – К ним приставили людей, чтобы следить. Каждый день Влад отправляет письма, что ты ведёшь себя хорошо. – Её глаза окаянно заблестели. – Но если ты перестанешь быть хорошим мальчиком, то, – она резко отпустила ворот и засмеялась, наслаждаясь его ошарашенным видом, – они умрут. Теперь превратишься в вырколака?

Михей не ответил. К тому, что Влад угрожал его семье из-за секрета, он привык, но это… А чем это отличалось от прошлой угрозы? Он был в ловушке, которую сплели с его рождения. Одной угрозой больше, одной меньше. К чему бороться с неизбежным? Пора принять свою судьбу.

Окаянные искры плясали в глазах госпожи, а на бледных щеках выступил румянец. Ей нравилось, как слова подействовали на него, как они пронзили сердце насквозь, пустив в него острые когти.

– Теперь ты понял, что Влад тебе не друг. Даже если дарит дорогие подарки. – Она бросила взгляд на камень в его глазу. – А его дед так и не согласился отдать эту безделицу на мою свадьбу с Ференцем.

– Зачем вам были эти камни?

– Как зачем? – Госпожа усмехнулась. – Величайшая драгоценность Залесских. По поверью девлуз помогает в любви, соединяет сердца.

– Мне Влад сказал, что он приносит удачу.

– Всё может быть. – Госпожа покачала головой и скрестила руки на груди. – Тебе пора превращаться. Время поджимает.

Спорить больше Михей не стал и призвал вырколака.

Кровь. Металлический привкус оседал на губах, впивался в кожу, становился его частью. Она внутри. Снаружи. Везде. Она настолько глубоко, что её не выцарапать, не вычистить. Чужая кровь стала неотъемлемой частью. Кровь лилась из умирающих, молящих о пощаде, заливала свежую летнюю траву. И проникала глубоко в душу Михея, не оставляя шанса отмыться от неё, избавиться, спастись. Запах забивал собой всё: и летние цветы, и плодовые деревья. Металлический, жёсткий и безжалостный, как сталь кинжала. Липкая кровь стекала по пасти, окропляла шерсть. Михей чувствовал каждый укус, каждый удар, что наносил вырколак. Мощными лапами он размозжал головы, раскалывая черепа. Острыми клыками разрывал глотки. Михей захлёбывался в ощущениях, но ничего не мог с этим сделать, они были одним целым, неразделимы. В пылу битвы, обратившись, всем управлял вырколак, а Михей наблюдал. За всё время превращений он так и не научился подчинять его. Каждую битву вырколак одерживал верх, а Михею оставалось лишь наблюдать за симфонией ужаса, что нёс вырколак.

Холодный ветер кричал в ушах, когда вырколак безумно мчался на очередной редут, где прятался противник. Они перепрыгнули ров – перед ними с оголёнными саблями и копьями стояло двадцать человек. Мальчишек, если точнее. Михей чувствовал, как страх плотной стеной сковал их. Глаза юнцов с ужасом вперились в вырколака, не смея моргнуть. Михей уловил звук, как они сглотнули, пытаясь смягчить пересохшее горло. Капли пота стекали по лбам, а липкие и влажные руки скользили по древкам копий и эфесам мечей. Вырколак обожал играть со своими жертвами. Он не спешил, смаковал каждый момент. Внутри Михея всё сжалось в предвкушении смертельного прыжка. Кто первый нанесёт удар? Вырколак или солдаты?

– За Седмиградье! – раздался хриплый возглас, который никто не поддержал.

Вырколак уставился на смельчака и клацнул зубами. Михей понимал – тот обречён.

Один большой прыжок – и острая пасть впилась в горячую плоть, разрывая гортань. Рот заполонил привкус мяса и крови, текущей тёплой струёй. Если бы не тело вырколака, Михей бы сблевал. Смельчак не успел понять, что умирает, как форта и жизнь покинули тело – золотой дымок направился куда-то вверх, чтобы его поглотили лидерец или жрецы ордена Талта. Удивлённый взгляд уставился на Михея. Почему-то их лица всегда застывали в удивлении. Будто они не могли до конца поверить, что их жизнь оборвалась так стремительно и ужасно.