вырколаком. Почему он никогда не спрашивал? Почему никто не сказал? Как они могли скрыть, что вырколак и лидерец это не одно и то же? Он вновь закричал. Лицо вытягивалось, превращаясь в пасть и принося новую боль. Рот наполнился острыми клыками. Новое ощущение охватило пасть, словно зубам было тесно в ней.

Тело стало непреодолимо тяжёлым. Ноги подкосились, и Михей упал на колени. Он не ощущал собственное тело, оно стало незнакомым, чужеродным, другим. Всё в нём изменилось. Он увидел, как руки превратились в мощные лапы, покрытые чёрной шерстью, но они ему не подчинялись. Ничего не подчинялось ему. Он оказался заперт в изменившемся теле и мог только наблюдать, но и зрение подводило. Нет, у него так и остался один глаз, а девлуз заменял второй, но то, как он видел, изменилось, как и всё в теле. Мир стал каким-то грязно-желтоватым с глубокими серыми оттенками, потерял резкость. Михей с трудом различал Марчела, который ближе всех стоял к нему. Госпожа и остальные совсем расплылись. Внутри всё клокотало, гнев закипал и поднимался к горлу, захватывая сознание. В нос ударило несметное количество запахов, которые сбивали: тела, пот, моча, цветущие травы и деревья, земля, букет специй. Какие-то Михей точно знал, а о природе и названиях других мог только догадываться. Он явственно услышал запах Киры, который пьянил и сбивал с ног. От неё пахло топлёным молоком, мандрагорой и ещё пятью травами, чьи запахи он разбирал, но не знал названий.

Михей сосредоточился, чтобы вернуть себе тело, но оно не слушалось. Голод, дикий голод охватывал его. И только ему было подчинено существование. Голод заглушил боль, стал единственным голосом, который шептал в голове.

Вырколак прорычал, а затем протяжно завыл.

Вой пронёсся по всему телу Михея, он чувствовал его каждой частичкой, словно это не вырколак выл, а Михей. В звуке сплелись боль, отчаяние и обида, что терзали душу. Самозабвенно Михей и вырколак выли, отдаваясь этому целиком. Но в какой-то момент всё изменилось.

Позади раздались шаги, вырколак резко развернулся на них. К ним приближались двое юнцов с сеткой. Вырколак ощерился, предупреждая. Михей приказал вырколаку успокоиться, но тот не слушался. Он никак не реагировал, а просто продолжал предупредительно рычать, не сводя глаз с юнцов. В нос ударил кислый запах страха, Михей не видел выражения их лиц – вырколак не различал их, – но слышал все запахи, которые окружали юнцов. Внутри всё сжалось, Михей и вырколак были опасны для них. До того, как он это окончательно осознал, вырколак в последний раз ощерился и набросился на юнцов, растянувших сетку. Михей попытался зажмуриться, желая не видеть происходящее, но не мог. Вырколак смотрел во весь глаз, не видя ничего, кроме жертв. Жертв. Именно ими они и были. Два неопытных дурака, посмевших выйти против вырколака. У них не было шанса. Никакого.

Вырколак сбил правого – вроде бы светловолосого или, а может, рыжего, зрение вырколака с трудом различало оттенки – и прижал к земле. Юнец пытался вырваться, но вырколак был сильнее, тяжелее. Вырколак клацнул зубами, юнец закричал. Михей не понимал, почему вырколак не перегрызёт глотку, если он этого так хотел. Вместо этого он смаковал момент, наслаждался ужасом, который сотрясал тело юного гвардейца. Михей услышал запах мочи. Вырколак тяжело дышал, смотря прямо в глаза своей жертве. Что-то воткнулось в бок. Вырколак зарычал, резким движением свернул шею юнцу и в прыжке развернулся к тому, кто тыкал в бок. Там стоял второй такой же юнец, в руках у него было то ли копьё, то ли меч. Он крепко сжимал «палку», готовясь нанести следующий удар. Михей усмехнулся, понимая, что следующего удара не будет. Его внутренний страх отступил, когда он ощутил силу и уверенность, что источал вырколак.