В ответ на мой вопрос соратники, – а лучше сказать, блудливые псы – разразились хохотом. Поморщившись, сделал глубокий вдох.

– Посмотрите на него! – Юсуф шагнул к клети, отчего черноокая дернулась, но осталась сидеть на месте. – Наш праведный Фаиз не знает зачем девка нужна мужчине! Так постой, Фаиз, посмотри, может чему и научишься. – Дернув решетчатую дверь, он вцепился девушке в запястье, вздергивая ту на ноги. – Сельджукская кошка может и строптива, да только я сильнее. Не в первый раз норовистую кобылку объезжать.

Девушка зашипела, подобно гюрзе. Обхватив за тонкий стан, Юсуф рывком поднял девушку вверх, а после опустил рядом с собой так, чтобы я видел испуганное лицо. Крошечная фигурка в лохмотьях застыла прижатая грубой рукой. Тонкая, будто неземная, на фоне крупного воина.

– Командиры против насилия. – Я сделал первый шаг в их сторону. – Зачем вам проблемы? Шахбулат лично оскопит каждого, кто испортит рабынь Халифа.

– Шахбулат сейчас занимается тем же! В его палатке, как и в шатре его друга уже несколько ночей не стихают стоны. А эти, – он схватил черноокую за подбородок, грубо сжимая его, – слишком просты для дворца Халифа. После взятия Багдада найдутся более достойные, чтоб греть его постель.

Со стороны пустыни подул горячий ветер. Миг, как это бывает во время боя, растянулся, и только бездонные омуты глаз продолжали затягивать. Девушка медленно поджала под себя руку, а после, неведомым образом, подобно песчаной змейке, юркой лентой изогнулась в руках Юсуфа, одновременно с этим кусая того за ладонь. Юсуф взревел, откидывая строптивицу в сторону, будто котенка.

– Сука! Что стоите?! Ловите ее! – крикнул он на тех двоих, что застыли около клети.

Черноокая мелькнула в темноте между шатров, и я понесся вслед, стараясь поспеть быстрее шакалов кинувшихся вдогонку. Забежав за большой шатер, видимо разбитый для одного из командиров, я огляделся.

Ночь стояла звездная, но тонкий серповидный месяц не давал достаточно света, погружая спящий лагерь в практически непроглядную тьму с редкими всполохами дальних, около самой городской стены, костров часовых. Вдруг, справа от того места, где я замер мелькнуло серое полотно женского одеяния. Развернувшись в его направлении, я собрался нагнать беглянку, пока строптивая упрямица не попала в лапы голодных до утех воинов, но не успел.

Удар. Кто-то из приятелей Юсуфа навалился сзади, опрокидываясь вместе со мной на землю. Грузное тело придавило к потрескавшейся земле. Чужой локоть прижал шею, почти до хруста надавливая на, и без того ноющие, мышцы. Зачерпнув горсть песка, я кинул его в лицо напавшего, тут же зашипевшего ругательства на смеси арабского и огузского. Следом, не давая опомниться, полетел мой кулак. Костяшки гулко ответили на доставшуюся моей руке боль и защипали, когда теплая кровь из разбитого носа попала на счесанную об горбинку, украшенную железной пластиной, кожу. Шакал заревел, подобно раненому зверю. Поднявшись на ноги, я перевел взгляд на край шатра, за которым скрылась рабыня. Острое желание добить, избавить землю хотя бы от одной твари жгло каленым железом, но я и так потерял слишком много времени. Сплюнув скопившуюся слюну из пережатого горла и пнув все еще продолжающего скулить воина, побежал прочь, молясь Всевышнему лишь о том, чтобы он указал путь.

Тонкий девичий стан застыл на границе костров. – «Вот же, успела выбежать почти до самых часовых», – подумалось мне. Черноокая жалась к крытой повозке с провизией, оставленной рядом с десятком подобных.

Размотав повязку, которую носил вокруг головы, пряча ту от дневного зноя, поспешно обернул тряпицу вокруг ладони. Два широких шага, – «благо ростом не обделен», – и девушка застывает в моей уверенной хватке, даже не подумав дернуться. Повязка, плотно прилегла к ее рту, не позволяя произнести ни звука, и я рассчитывал на то, что это позволит нам остаться незамеченными для Юсуфа и его помощников или других охочих до женских прелестей.