Важно подчеркнуть, ориентация на факт, реальное лицо, документ – вот эстетическое кредо Алексеева-баталиста. В этом признавался и он сам: «На переднем крае, перед лицом смерти, человек весь на виду. Там, в огне войны, я и нашел своего героя. Он словно бы сам вошел в мои книги, вошел таким, каким я его знал и любил. Я не побоялся вывести в художественных произведениях героев с непридуманными именами и биографиями, и это, по-моему, только укрепило книги, сделало их правдивее. С тех пор моим писательским правилом стало во все мои книги наряду с вымышленными героями вводить людей, взятых прямо из жизни».

Эта позиция обрела особую принципиальность при работе над романом «Мой Сталинград», вошедшим в художественную летопись битвы на Волге.

Путь Михаила Алексеева к его «главной книге» о войне был долог. Уже в 1971 году на встрече с однополчанами он признался, что «давно думает» о книге о Сталинграде: «сталинградская эпопея не дает мне покоя ни днем, ни ночью». А на вопрос, не боится ли он невольного повторения того, что уже написано, убежденно ответил: «Нет, не боюсь. Если среди трех миллиардов людей земного шара нет двух одинаковых, почему должны быть одинаковыми книги о войне? Я много пережил, защищая Сталинград, и надеюсь, мне удастся чем-то новым поделиться с читателями. Массовый подвиг, совершенный нашим народом в боях за этот город, дает нам, писателям, богатейший, неисчерпаемый материал. И неповторимы судьбы, лица, ратные дела моих боевых побратимов, с кем бок о бок сра-жался в одной траншее, чьи подписи остались под знаменитой клятвой защитников Сталинграда. Долг писателя-фронтовика рассказать о них молодому поколению. Если осилю этот роман – значит, исполню свою главную задачу. Ведь в Сталинграде мы, солдаты нашей дивизии, испытали самые большие трудности, именно там получили боевую закалку. В новой книге, как и в моих ранних книгах о войне, будут выведены многие реальные люди, герои нашей части…»[17].

Казалось бы, материал произведения выстрадан собственной жизнью, неоднократно осмыслен, судьбы персонажей, которые войдут в окончательный текст, не раз возникали в алексеевской публицистике, главный герой – сам легендарный город на Волге – постоянно стоит перед глазами… Но прошло более четверти века, пока писатель поставил точку.

Чем же объяснить, что свою «главную книгу» М. Алексеев начал писать так поздно, когда было создано уже достаточно много произведений и о крестьянской жизни, и о современности, и о ратном труде? На этот вопрос он ответил сам на встрече с односельчанами в селе Монастырском Саратовской области, где родился, спустя десять лет после того (1981), как возникла мысль о «сталинградском» романе: «…Объяснение простое. Сталинградская эпопея – дело сложное, грандиозное во всех отношениях. Браться за такую ответственную тему, не имея достаточного литературного опыта, я не решился и, думаю, поступил правильно. К тому же требовалось определенное время для всесторонней оценки Сталинградского сражения, так сказать, охвата всей панорамы этой величайшей в истории войн битвы…Я прочитал все о Сталинградском сражении, перекопал горы архивных документов, просмотрел тысячи писем советских и немецких солдат, найденных под развалинами домов. Порой даже возникает опасение – не утонуть бы в этом море документального материала»[18].

Однако, почувствовав, что его героям «не хватает биографий», не хватает жизненных фактов, подготовивших их к войне, М. Алексеев вернулся к тому материалу, который был ему наиболее близок, наполнен автобиографическим содержанием, написав роман «Драчуны», который стал еще одним подготовительным этапом к главной книге. Это подтвердил и сам писатель в беседе с корреспондентом «Литературной газеты» (1987): «Я десять лет думал о Сталинградской битве, хотя и не писал. Но я, видимо, и не мог бы продвинуться с этим романом, если бы не написал «Драчунов». Вам, наверное, это кажется неожиданным. Я же тогда понял, что мне прежде необходимо рассказать о том, что же это за поколение победителей – не только в битве под Сталинградом, но и вообще в Великой Отечественной войне. Мы ведь росли в 30-е годы полуголодными, босоногими оборванцами, драчунами и меньше чем через десять лет уже должны были встречать врага. Какую же нравственную крепость надо было возвести в душах, чтобы в конце концов о нее разбилось фашистское нашествие. С такой стороны наша литература, кажется, на это еще мало смотрела. Вот почему мне надо было написать «Драчунов» – книгу, которая как бы расчистила мне путь к новому роману о Сталинграде».