Меня начало колотить. От гнева, от ненависти, от пламени, что шумело, бушевало в сознании, растекалось по венам, воспламеняя каждую мою клетку.

Да что же это такое творится! Ощущение, будто в каминах полыхает огонь, как в самую холодную зимнюю ночь.

— Собрался. И ты будешь спать со мной.

Он всё-таки разделся, представ передо мной… Балдахин, Риан, балдахин!

— Должна же ты прочувствовать на себе последствия своей глупой выходки.

Меня снова тряхнуло. Сильно так, словно внутри перемешали все внутренности.

— Вот, значит, какое оно твоё слово. Захотел — дал его, захотел — забрал.

— Не понимаю, о чём ты. — Огненный улёгся на кровать, заложив руки за голову. Спасибо, хоть простынёй прикрылся (правда, частично), ибо мне уже надоело считать на бархате пылинки.

— Ты сказал, что пальцем меня не тронешь.

— А я и не собираюсь. Но это ведь ты у нас, а не я под дурманом.

Гад, гад и ещё раз гад!

— Не боишься, что в припадке ненависти я тебя ночью придушу?

— А может, в порыве страсти? — Тальден приподнялся на локте, с самоуверенной усмешкой добавив: — Боюсь, мне следует опасаться другого.

— Я не лягу с тобой в одну постель! Ни за что! Буду спать, — скользнула по комнате затуманенным взглядом, непроизвольно теребя завязки на платье. Не одежда, а прямо какая-то удавка для тела. — Буду спать в кресле!

— Не уверен, что в кресле тебе будет удобно.

— Мне будет удобно везде, где нет тебя!

С этими словами я развернулась и метнулась в купальню. Умываться холодной водой, потому что лицо продолжало гореть.

Горела я вся.

* * *

Риан не спешила возвращаться в спальню. С одной стороны, это его полностью устраивало: с каждым часом, с каждой минутой, проведённой с ней рядом, ему всё сложнее давалась роль Ледяного. Истинная суть всё чаще о себе напоминала, вместе с драконом — неотделимой частью его самого. Несмотря ни на что, его животная ипостась тянулась к алиане, а может, это он на ней помешался, и теперь просто пытается свалить вину за свои чувства на инстинкты зверя.

С каждым днём всё труднее было бороться с этим влечением.

Тальден жёстко усмехнулся. Этого отец явно не предвидел: что его сыну хватит ума (или, скорее, безрассудства) желать орудие его мести.

Каррай сел на постели. Следовало одеться и уйти, девчонка уже и так наказана за бестолковую выходку и в следующий раз дважды подумает, прежде чем тайком проникать в лабораторию и испытывать на гостьях малознакомые зелья. Впрочем, он проследит, чтобы отныне вход в башню для Риан был закрыт. А ему сейчас действительно нужно уйти.

Нужно было. Но вместо этого, поднявшись и быстро натянув штаны, тальден направился в купальню. Он будет идиотом, если не воспользуется возможностью и не выяснит, что же на самом деле она к нему испытывает. Если в Риан живёт одна только ненависть — что ж, отправит её в какое-нибудь отдалённое поместье, от себя подальше. До тех пор, пока клятва не будет выполнена.

Но если кроме ненависти, которую она так часто ему приписывала и которую он не испытывал ни к Талвринам, ни к Анвэри, ни уж тем более к самой девушке, будет что-то ещё… Аман понятия не имел, что он тогда будет делать. Единственное, в чём был сейчас уверен, — это в том, что хочет видеть эту девочку. Хочет чувствовать под ладонями тепло её нежной кожи, хочет ловить мятежный блеск её глаз. Хочет… целовать. Эти мягкие, чувственные, такие сладкие губы, вкус которых забыть был не в силах. Да и не желал забывать.

Алиана сидела на полу, сжавшись в комок, и дрожала. Не то от холода (платье, лицо, выбившиеся из причёски золотистые пряди были почему-то мокрыми), не то от собственных чувств, которые тщетно пыталась в себе запереть.