Память-ледок?

Не ледок, лед старый, сизоватый, огрубевший. Такой и по весне до последнего держится, исходит слезою водянистой, грязною, а все одно не спешит отступать.

Опасный.

В нем, износившемся за зиму, трещины рождаются внутри. С тихим вздохом, со скрипом, человеческому уху не слышным. Только и успеешь, что подивиться, а он уже расползается…

…лед-ледок.

Холод ледника, в котором девка дворовая лежит, ногу подогнувши. Задрался подол, и нога эта, белесая, в синих жилочках, видна.

А еще коса растрепанная.

- Вторая уже, - голос отца доносится словно сквозь вату, Илья не способен отвести взгляда от ноги.

Или косы?

Или лица девичьего, ужасом искаженного. Он ведь знает ее. Авдотья… хохотушка… рыжевата, конопата… всегда с улыбкой, всегда готова угодить, не потому как он боярин, но просто…

- Споткнулась, наверное, - отец повернулся спиной. – Вели, чтоб убрали. И сегодня я жду тебя, Илья. Есть к тебе серьезный разговор.

Авдотью выносили хмурые мужики. При доме они появились недавно, и были мрачны, неразговорчивы. Девки вот те шепталися, хватались за простенькие амулетики.

…не ходи, боярин, - это Малушка, Авдотьина подруженька задушевная.

Одногодки.

Из одного села в дом взяты были. Матушке служили, да как захворала матушка, к ней другую девку поставили, белую и смурную, но отец уверял, что знахарка она, ученая…

…неладно в доме, - Малушка глаза отводит, а те красны. – Не ходи к нему… боярыня-матушка ушла и не вернулась… сестрицы твои… это они…

- Что ты говоришь?

Малушка на конюшне его выловила. Конюшни отцовы Илья всегда любил. Пахло здесь хорошо. Да и тихо было. Кони всхрапывают, голуби курлычут. На сердце покой… вот и пришел, успокоится.

- То и говорю, - Малушка носом красным шмыгнула. – Что неспроста Авдотья сгинула… они это… сначала он подвалы закрыл. С чего? Всегда мы убиралися, не самому же рученьки марать… потом в доме стало неспокойно… Хозяин больше молоко не берет, хотя ж самое свежее оставляем…

Она всхлипнула и не удержалась.

- Авдя сказывала, что боярыни переменилися… что как вниз сходили… силу тянут… она им волосы чешет и слабнет, слабнет… перед глазами мушки скачут… а оне говорят…

- Может, заболела твоя Авдотья.

Разговор был неприятен.

- Всегда здоровая была…

- Прекрати.

Следовало бы прикрикнуть на девку, чтоб перестала языком да попусту молоть. А он слушал.

- Здоровая, мне ль ни знать, - Малушка всхлипнула тоненько. – Я ж при ней была… волосья чесала. Красивые были. Мягкие да гладкие. А волосья у бабы – первое дело… когда волос тусклый, то хворь внутрях сидит. У нее ж гладенький…

Зашелестело что-то, и стихли голуби, а старый отцов жеребец, которого в доме держали из памяти о славных его, конских, годах, всхрапнул, вскинулся, застучал копытами по настилу.

И холодком потянуло.

Жутью.

- Она мне жаловалась, что батюшка ваш переменился. Вы-то за книгами его не видите, а он иным стал. Молчит…

…отец никогда особой разговорчивостью не отличался. А что изменился, так все меняются. Отец же с братьями рассорился, хотя и не говорил о том Илье, да Ильюшка не слеп и не глух, знает, что в мире делается. Не по нраву отцу царева женитьба, и жена его, и то, что в тереме творится…

- …а глянет, так прямо душа наизнанку, - Малушка плакала, уже не чинясь, и слезы по лицу растирала с соплями вместе. – Ваша матушка сказывала, что про нее вовсе забыл… а прежде любил крепко… теперь и не кажется, а глянет и перекривится весь…

…бывает.

Да, отец матушку любил, пусть и не ровня они, пусть и глуповата, всполошна, склонна к пустым истерикам, но любил ведь.

- …кошка наша сгинула… и куры черные повывелись все… а на птичьем дворе их не одна дюжина была… повадился шашок таскать… только никакой не шашок это… шашку что белая, что рябая, что черная – едино, этот же только черных и перебирал… козла батюшка ваш прикупил. А после тот козел и сгинул.