Так удивительно, вчера в это время я даже не знал ее имени, а сейчас задыхаюсь от мысли, что кто-то может причинить ей боль…

Прохладные пальцы в моей ладони дергаются, заставляя меня взглянуть на Риту.

— Замерзла? — спрашиваю тихо, впервые замечая, что свитер на ней такой тонкий, что под ним просвечивается топ.

Уже стемнело. Вечер принес с собой сырость с реки и прохладу. А еще ей наверняка было непривычно сидеть на неотапливаемой арене два часа, пока идет тренировка.

— Нет.

— Ты дрожишь, — замечаю я, борясь с желанием стянуть с себя толстовку и отдать ей. Под ней у меня нет ничего, даже футболки, а значит это будет чересчур… Чересчур покровительственно. А я и так уже вышел за грань фиктивных отношений, которые мы закрепили вчера.

— Не от холода, — смущенно возражает Рита, пытаясь высвободить свою ладонь из моего захвата. — Это просто рефлексы.

Мне не хочется отпускать ее — слишком правильным ощущается то, как тонут ее тонкие к пальцы в моей руке, но я заставляю себя разжать хватку. Иначе… Чем я лучше одноклеточного мудака, который ее истязал? Сила мужчины в том, чтобы слышать женщину.

То, что в жизни полно несправедливости для меня не секрет. Но когда ты сталкиваешься с ней вот так носом к носу, воспринимается, конечно, иначе. И когда сталкиваешься… Я не знаю, как вести себя с Ритой. Мне в принципе не свойственно сдерживаться и уж конечно я не привык выступать в роли психотерапевта. Я — человек действия. Прежде чем принять решение, долго не раздумываю. Мне еще на арене, после откровений Кости, хотелось схватить Риту в охапку, спрятать ото всех, чтобы никто больше не посмел даже пальцем ее коснуться. Но опять же, это порочный рефлекс, который, конечно, не имеет никакого отношения к тому, что нужно девушке. Господи, и как только ее угораздило встретить такого, как это животное?

Думаю о ее бывшем и зверею. А мне нужно успокоиться. Вижу, что Рита испугалась. Виду не подаёт, но напряжена. А если так, почему идет со мной?! Я ее не обижу, но помня свое печальное прошлое, неужели она не думает о том, что доверять мне еще рано? Откуда такая беспечность?

Подобными метаниями довожу себя до ручки. Отпускает немного, только когда Рита садится в мою машину. Тихая, задумчивая, вся такая тоненькая и деликатная.

— Хочешь мне что-то сказать? — спрашивает она проницательно, и я вдруг понимаю, что мы молча сидим в машине уже минуту, а я даже не завел двигатель.

Хочу ли я что-то сказать? Не сейчас. Самому бы для начала разобраться.

— Извини, задумался, — делаю попытку улыбнуться. — С игрой не задалось.

Это ложь. Интересно, Рита это понимает? Мне плевать на счет в сегодняшнем матче, меня бомбит от того, что я узнал после...

— Нельзя быть лучшим всегда, — замечает она философски. — Главное быть лучшим, когда это особенно важно. Что тебе игра с нашим клубом? У тебя карьера за океаном. О сегодняшнем проигрыше ты вряд ли еще когда-нибудь вспомнишь.

В ее словах есть смысл, но в моем случае все не так, как она предполагает. Эту игру я не забуду. Чересчур многое теперь с ней связано.

— Наверное, ты права, — я снова лгу, но так сейчас проще. И, наконец, поворачиваю ключ зажигания.

Некоторое время мы едем с ней в тишине, каждый погруженный в свои мысли.

— Так что насчет ужина? Проголодалась? — спрашиваю я, стараясь не замечать вихрь эмоций, бушующих в душе.

— Пока нет. Но скоро проголодаюсь, наверное.

— Хотела бы пиццу?

— Мне все равно, — отвечает Рита, неопределенно пожимая плечами. — Я не особо привередлива в еде.

И в людях, видимо, тоже…

— А Гастропорт еще работает? — спрашиваю я, вспоминая, что на этом модном фудкорте в прошлом году был неплохой набор корнеров.