Представляю себе изгибы трассы, которую предстоит преодолеть. Снова и снова я прослеживаю путь на карте, который нарисовал в своем воображении. Я готов думать о чем угодно, лишь бы выбросить из головы жуткий образ тела Максима, падающего на землю.

Пытаюсь оживить воспоминания, которые вижу каждый раз, когда двигатель в болиде с ревом просыпается, – отец. Его губы окрасились в цвет моей сахарной ваты. Его смех звенит над шумом двигателей, которые будто бы оживают рядом с ним. И его особенную улыбку, которая предназначалась лишь мне.

Двигатель набирает обороты. Я проверяю радио. И следующие пятнадцать кругов я провожу, сливаясь с болидом настолько, насколько это возможно. Машина не отрегулирована должным образом, и я ненавижу это в обычные дни, но сейчас мне это даже нравится. Помогает сосредоточиться. Отвлечься от трагичных мыслей.

В ту же минуту, когда я заезжаю в гараж и выбираюсь из машины, первые слова, слетающие с моих губ:

– Есть какие-нибудь новости?

Пьер бросает взгляд на Рикки, затем снова на меня.

– Официальных нет. А вот неофициально ходят слухи про искусственную кому, которая помогает Максиму справиться с отеком или еще какой-то херней. Я не врач, так что не вдупляю, что, черт возьми, это все значит, но травмы мозга – паршивое дело.

Пьер не хочет вдаваться в детали, но я и так понял в чем суть. Кома. Отек. Какое-то дерьмо приключилось с головным мозгом.

Эти травмы – вовсе не прогулка до медицинской палатки, где пилота осмотрят и быстро выпишут.

Все гораздо серьезнее. А точнее – крайне дерьмово.

Я прикусываю нижнюю губу, борясь с желанием задать идиотский вопрос, который вертится у меня на языке. Вопрос, который делает меня эгоистичным ублюдком уже за то, что я просто думаю об этом, не говоря уже о том, чтобы озвучить его.

Пьер спасает меня и заговаривает сам:

– Я, конечно, не эксперт, но судя по травмам, Максим будет без сознания какое-то время.

– Это тяжелый удар для Моретти. Максим как раз начал показывать отличные результаты. А еще на прошлой неделе их запасного пилота забрали в «Центурион», – говорит Рикки. – Интересно, кем они, черт подери, заменят Максима?

Пьер на мгновение встречается со мной взглядом, но не произносит ни слова.

Ему и не нужно ничего говорить. Мы оба думаем об одном и том же.

Вдруг следующим их пилотом стану я?

Я квалифицирован. Даже более чем. Владею суперлицензией [10], пользуюсь связями, полученными в наследство от отца, чтобы иметь возможность садиться за руль болида «Формулы‐1» хотя бы раз в месяц, по возможности.

Рассмотрят ли они мою кандидатуру?

– Кажись, нас всех заботит теперь одно и то же, – говорю я Рикки, решая прекратить дальнейшие рассуждения.

Последнее, что я хочу слушать, – так это их разглагольствования о том, кто должен стать следующим пилотом. Им должен стать я, черт возьми.

Но этого не произойдет.

В глубине души я буквально уверен в этом.

Я долбанную тысячу раз видел как развиваются подобные события в моей жизни. Вначале меня одолевает восторг от стремительно растущих надежд. Затем радостное нетерпение в ожидании телефонного звонка. И, наконец, сокрушительное отчаяние и неуверенность в себе, когда звонят кому-то другому.

Тем не менее, я черта с два откажусь от своей главной мечты. Но каждый раз, когда подобные вещи случаются, я чувствую, как от моей решимости откалывается кусок за куском. Какая-то часть меня постепенно сгорает в погоне за этой мечтой. Совершенно бессмысленной погоне, как многие думают.

Я выхожу из гаража и направляюсь в паддок. Вокруг толпятся другие пилоты, а в воздухе вокруг них буквально витает это молчаливое предвкушение.