Изысканный, надо же.

— Моим нанимателем является Давид Маркович, — отвечаю в том же тоне. — Пусть он придет и сам скажет, что его устраивает это платье.

Отключаю телефон и возвращаю бледной девушке.

— Вы это зря. Она еще та сука, покоя вам не даст.

 — Разберусь, — отворачиваюсь к зеркалу и начинаю переодеваться, с неким женским тщеславием осматривая свой изменившийся внешний вид. При этом думаю о своем протесте.

В конце концов, мне все равно терпеть боль и унижение, так хотя бы выглядеть на людях буду прилично.

Легко вот так с девушками незнакомыми общаться, с ними у меня никогда проблем не возникало. А вот с мужчинами…

Они в принципе пугали меня до дрожи, а что касается Давида Марковича… То от того вообще коленки задрожали, когда стукнуло девятнадцать ноль-ноль. Скоро я его увижу, скоро я снова стану бесправной сабой.

В уже пустом, идеально чистом лофте раздается звонок телефона, а у меня трясутся поджилки. Не хочу его видеть и точно не хочу выслушивать нотации о том, что я ему не подчиняюсь.

В телефоне его голос очень спокойный.

— Выходи, — говорит он, и я, взяв сумочку, в которой лишь помада и набор влажных салфеток, спускаюсь на лифте на первый этаж. Киваю безликому консьержу и выхожу в обжигающую жару города.

От духоты перехватывает дыхание, но я, быстро взяв себя в руки, направляюсь к черной машине, у которой при полном параде стоит он. Даже интересно, почему ему костюмы подбираются с таким вкусом, а любовниц одевают, как шлюх.

Он осматривает меня с ног до головы и хмурится, когда видит все тот же темный цвет волос.

— Рассказывай, — требует он, когда машина трогается с места, а между нами остается лишь краткое расстояние, в котором я буквально чувствую его свежее дыхание.

— Что? — чуть вздрагиваю, когда он привлекает мое внимание, коснувшись костяшками пальцев щеки.

— Сегодня я понял одну вещь. Ты претворяешься. В твоих глазах бунт, а в голосе его нет. Мне нужна игра только в одном месте. Поэтому забудь все, чему тебя учили в клубе, и скажи все, что думаешь о сегодняшнем инциденте с моим секретарем.

Несмотря на страх, который тут же возник, что меня могут раскрыть, не выплатить денег, я прикусываю губу, скрывая улыбку.

Разрешение дано. И пусть иногда, но я могу перестать быть болванчиком, говорящим только: да и нет.

— А как это отразится на других обязанностях?

— Никак, не тяни, Майя, — говорит он и растягивает мое имя шипящими звуками.

— Платье. Оно вульгарное. Мне казалось, что даже будучи временной любовницей, — на этих словах он почему-то сжимает челюсти и как будто скрипит зубами, но кивает, позволяя продолжать, — Вам не к лицу иметь рядом вульгарную особу, зачем показывать всем, каким играм в постели Вы отдаете предпочтение?

Вижу, вижу, как мои слова почесали его чувство собственного достоинства, как ему нравится, что я забочусь о его статусе, и вижу, как ему нравится выбранный мною наряд.

— Это разве не то платье?

— О, нет. То красное, с вырезами, — говорю я с улыбкой, и он улыбается в ответ, от чего внутри живота начинается настоящая буря.

— Но ты нарушила приказ.

— Ваш?

— Я сказал осветлить волосы.

— Вы... — возмущенно соплю и вижу, как он откидывается на спинку и кивает на вздыбленную ширинку, а в этот момент перегородка отрезает нас от водителя. — Вы мною довольны, но все равно хотите наказать?

 — Ты должна понять, что, ослушиваясь моего приказа, ты нарываешься на наказание.

 — Но я же не виновата… В этом нет смысла, это не логично.

— А возможно, — он резко приближается ко мне и берет за шею, перекрывая доступ к кислороду, заглядывая в глаза. — Ты меня так завела, что я, весь день думавший о твоих губах, не могу отказать себе в удовольствии трахнуть тебя в рот.