– Как хочешь! – Борис поднял воротник, – а печальное… Зинин отец очень плох. Инсульт тяжелый. И не знаем, вытянем, нет? Вот. Ну, ты понимаешь, инсульт… дело такое. Нервы. Да. – Борис вдруг закашлялся, и Яша понял, что он не договаривает что-то важное, но Яше совсем не хотелось знать – что именно.

Из клиники Яшу выписали очень скоро, хотя, могли бы держать столько, сколько бы он согласился платить. Перед тем, как проститься, Борис протянул Яше файловую папочку, – старичок, тут счет. Не ахай, тут в рублях, мы переведем по курсу, будет совсем не страшно. Согласись, я тебя прекрасно устроил. Разве можно это сравнить с дуркой? Явный прогресс?! К питанию-лечению вопросы есть? Нет, – Яша взял папку двумя пальцами, – спасибо тебе.

В своей отдельной палате Яша сел в глубокое кресло, пододвинутое к окну, налил себе минеральной без газа, пополоскал горло, вынул плотные листы бумаги. Сумма, обозначенная в конце, была столь велика, что Яша подавился водой, раскашлялся, слезы сами собой брызнули из глаз, потом бешено застучало сердце, Яше показалось, что у него темнеет в глазах… В чувство его привели быстро, и хорошенькая сестричка-администратор, искусственно улыбаясь, уговорила его прилечь и все вопросы решить с доктором. Утром Яша «вопросы» решил, и доктор, как две капли воды похожий на Бориса, только с фараоновской бородкой клинышком, согласился, что цены высокие, но и лечение, голубчик? И процедуры? И бассейн? И медикаменты? Препараты только из Европы и Америки, ничего сомнительного, отечественного! Яшу выписали через два дня. Абсолютно здоровым. До Москвы он добирался обычным автобусом, смотрел на унылые серые поля и сине-зеленые перелески, морщился от вида блочных пятиэтажек пригорода, и хотел одного – солнца, синего неба и, желательно, моря. Квартиру свою на Татарской он нашел мрачной, пустой и совершенно чужой. Пустой холодильник, пыль, грязное белье, посуда в раковине – нужно было начинать жить сначала, а не хотелось. Яша нашел полбутылки водки, выдохшийся кофе, печенье и банку маслин, и просидел до ночи на подоконнике, слушая «Slade In Flame» и удивляясь тому, что время исчезло так быстро, и он, в сущности, никуда так и не пришел.

Дальше всё вдруг начало развиваться стремительно, дела потребовали Яшиного участия, и завертелся сам собою какой-то невидимый механизм. Яше пришлось переехать к родителям Зины, потому как отец её был совсем плох, и, несмотря на все деньги, которые передавали Борис и Яша, и на лучших врачей, которых Борис присылал, в состоянии Валерия Викторовича «положительной динамики» не было. Умер Карасик тихо, днем, когда Зинина мама повела внучку гулять. Маленькая Лилечка, по счастью, не успела испугаться, обманутая обычным «дедушка уснул», и пошла набирать обороты печальная, медленная карусель, с агентами, жаждущими денег, с закупкой продуктов для поминального стола, с вызовом родных из Белоруссии и с необходимостью найти Зину. Прилетел Борис, растерянно развел руки в стороны, – где я ее найду? Решили ждать, сколько возможно, но впереди был Новый год и редкие для теперешней Москвы морозы, потому похоронили Валерия Викторовича без Зины. После поминок, как водится, долго сидели на кухне, и Борис, щелкая ручкой электроплиты, сказал, – Яша, я хочу увезти тёщу и дочь к себе. Во Францию? – переспросил Яша. Нет, я не говорил тебе, но и у меня дела шли не так уж, чтобы… мы с моим компаньоном… короче, я решил переезжать в Германию, в Берлин. Хорошие варианты с работой, и вообще. Что именно «вообще»? – опять переспросил Яша. – И как же Магда? Вот уж, Магда меня беспокоит меньше, чем её лягушки. Магда занята делом. И Зина, судя по всему, тоже занята. Кстати, ты заметил? Они ОБЕ нашли себе мужчин, которые заняты именно ДЕЛОМ?! Один занят лягушками, другой революцией, – Яша налил себе водки в чайную чашку, – тоже мне, занятие. Они служат идее, – Борис поставил на стол коньяк, – а ты, ты? Что делаешь ты? Понятия не имею, – честно ответил Яша, – а мне все равно. Почему обязательно надо служить какой-то идее? Почему нельзя просто – жить, а?