– дай нам эти манжеты, запонки, кюлоты, что они носили? Дай шик, баб затянем так, чтобы появилась талия, парички, мушки, вуалетки… а снять можно вон, в Изборске, дешево и правдоподобно!

Правда, актеры с неудовольствием приняли дословное перенесение исторического костюма на экран, – Яш, ты чего, хочешь, чтобы я в ЭТОМ еще и шпагой махал? Охренел? Ты попробуй сам! И штаны эти я не надену, что я -..? На хрен ты мне этот гульфик сюда приделал? В колготках не буду играть! И так далее. Актеры демонстрировали некие пробелы в истории зарубежного костюма, ибо с костюмом они были знакомы больше частью по фильмам. Но с актрисами было просто невыносимо. Никакие доводы о цветовой гамме в кадре, никакие ссылки на историческую правду их не убеждали. Я не буду в красном, кричала народная артистка, и стучала каблучками, меня красный убивает. Я могу только гри-де-перль! И кружева в тон, светлее топленого молока! Другая верещала, что её фигуру можно испортить, если затянуть лиф со сборочками под грудью, третьей было неудобно ходить со шлейфом! Четвертая считала, что у её соперницы платье «богаче», и вызывался в мастерские «спонсор», с ржавой цепью весом в корабельную, бычьим взглядом и лопатником, распухшим от банкнот, и твердил Яше, не, ну ты, че, дурилка, не врубаешься, что девочка хочет круче? А ты сделай, я тебя пока еще прошу! Потом просить будет некого, понял, да? И Яша, впрочем, находя все это забавным, переделывал эскизы, хлопотал на примерках, искренне восторгался или негодовал – но процесс шел. На конец осени был назначен Париж. На студии вращалось много всякого народа, и Яша с удивлением узнал, что он – фигура популярная, о нем ходят сплетни, а его брак с Магдой обсуждается до сих пор. Как ни странно, Яшина дочь никого не интересовала, а с Зиной никто его в киношных кругах не соединял – Зину вообще мало кто знал. Одновременно с началом работы над фильмом, Яша вдруг решил закончить ремонт, просто так – с тоски, и переехал в Новые Черемушки, к бабушке. Бабушка пребывала в каком-то одном и том же возрасте – не старела, только чуть-чуть как бы усохла, но двигаться начала еще быстрее! Периодически бабушка исчезала, то навестить подружку, то отвезти продукты на дачу к знакомой, то посидеть с чьим-то котиком. Как-то утром Яшу разбудил телефонный звонок, и бабушка, перекрикивая вокзальный шум, прокричала, что она не решалась сказать, но уж раз она на вокзале, чтобы Яшенька не волновался, она едет в Белоруссию, к Валерию Викторовичу с супругой, которые пригласили её побыть с правнучкой, и она у них, под Витебском, немножечко побудет! Ну, вот, – сказал сам себе Яша, – я правильно сделал, что не стал волноваться, перевернулся на другой бок, и уснул. В Белоруссии хороший климат.

Съемки еще не начались, а съемочная группа уже жила своей, напряженной не столько в творческом, сколько в личном плане – жизнью. Пусть «Виконт … " и повествовал о немолодых уже мушкетерах, но все равно дух авантюризма, и здоровое стремление молодых и талантливых людей к более тесному общению, побеждал. Все время возникали романы, создавались и распадались геометрические фигуры – то треугольники, а то и квадраты, то слышались чьи-то рыдания, то хохот, а то затевалась драка, в которую вовлекались все сочувствующие. Яша, считая себя сильно повзрослевшим, повидавшим жизнь, женатым, да и к тому же – отцом, посматривал на все это снисходительно. Обсуждал, конечно же, самые громкие истории, особенно, если дело касалось популярных актеров, и молоденьких актрис, но все равно, также, как и в театре у Темницкого – считал всё это мало относящимся к себе. Правда, в последнюю неделю он стал замечать, что при его появлении говорящие в курилке замолкают, а, как только он уходит, в спину ему летит смешок. Но и это не насторожило его. В тот день, который оказался поворотным для Яши, он задержался на складах киностудии «Мосфильм», где Темницкому было разрешено взять в аренду костюмы, и провозился до глубокой ночи. Запасники киностудии – это просто Клондайк, и Яша так увлекся, что забыл обо всем. Когда же, наконец, страдающая зав. костюмерными щелкнула за ним выключателем, Яша, рассеянно простившись, пошел между корпусами Мосфильма, удивляясь тому, что внутри Москвы существует целый маленький город, и жизнь в нем не менее напряженная, чем в большом, окружающем его. Ноги его сами привели в корпус, где была тонстудия, и он пошел, просто так, бесцельно, прислушиваясь к глухим звукам, стараясь угадать, что именно сейчас озвучивают там, в студии. Тут он и уловил знакомый голос, точнее, не голос, а такое, особое дыхание, подзвученное вздохом «ой, кайф какой…» Не знаю, кричит ли женщина «мама», когда рожает, на своем родном языке, как утверждали создатели сериала «Семнадцать мгновений весны», но вспомнить, что именно говорила твоя любовница, еще не ставшая женой, в тот момент, когда достигала апогея, Яша смог… Яша сделал пару шагов вперед, прислушался, и вернулся. Сомнений быть не могло – за дверью была Магда. Но была она вовсе не с ним, Яшей, а с кем-то другим, настойчивым, но молчаливым. Первой мыслью было – ворваться, убить соперника, потом Магду. Или нет – Магду оставить, а соперника отделать так, чтобы он не только чужую жену, а свою бы… Можно было бы войти, и сказать что-то исключительно ироничное. Или обронить, эдак цинично – пользуйся, мне она больше не нужна. Пока Яша размышлял, мимо него проносились взад-вперед по коридору и чужие, и уже знакомые по группе люди, которые хлопали Яшу по плечу, но не спрашивали, чего он торчит, как болван, у двери в студию. В конце концов дверь открылась ровно на треть, в коридор высунулся известный ловелас, красавчик Стасик Микуленко, который, увидев Яшу, сглотнул, и, пригладив волосы, сказал, – о, Яша, привет? А ты тут чего делаешь? Тебя жду, – так же глупо ответил Яша и рванул к себе дверь. Магда сидела на столе, заваленном какими-то бобинами с пленкой, папками со сценариями, заставленном кофейными чашечками и пустыми стаканами. Она соскользнула на пол, нашарила босой ногой туфельку, облизнула губы, – у тебя какой-то смешной вид. Ты что, следишь за мной? У тебя совесть есть, – вдруг заорал Яша, – ты что ведешь себя, как последняя блядь? Почему – последняя? – удивилась Магда, – Яша? Я – первая. Была, и буду. И харэ орать! Если ты не хочешь спать со своей женой, с ней будут спать другие. Тебе со мной и так – сказочно повезло! Кому ты нужен, Яша? Даже Зине своей не нужен! Амёба какая-то … – Магда, задрав юбку, подтянула полоску белых бикини и, показав Яше непристойный жест, который можно составить из пальцев одной руки, пошла по коридору.