Дальше вечер сменился ночью, и они с Магдой отправились гулять – прошлись по Горького, поплутали по переулочкам, спустились по Петровскому к Трубной, Рождественским бульваром поднялись к Сретенке, ночь была волшебной, мягкой, завораживающей – они много пили, целовались в гулких подъездах, и даже умудрились совершить «акт насилия человека над личностью», как выразилась Магда, на прохладной скамейке с чугунными подлокотниками. Яша пел, махал руками, глупо острил, и вообще – был свободен и даже вполне себе счастлив. Ночевали они на Татарской, перебудив соседей, которые хотели было вызвать милицию. Поздним похмельным утром Яша чувствовал себя виноватым, разбитым и несчастным. Рядом, выбросив влево руку, спала Магда, еле слышно сопя, как ребенок. Яша в очередной раз поразился тому, как она хороша собой, как пропорционально сложена и как невинно выглядит, несмотря на весь шлейф её приключений и романов. Проснувшись, Магда сказала:
– Яша, я не знала, что ты такой классный модельер?! – Магда любила ставить вопросительный знак в любом месте, – ты должен мне изобрести что-то, – она пошевелила пальцами, – ну очень, понимаешь? То есть – вот. Я спускаюсь по трапу самолета, и все лежат.
– Это будет дорого стоить, – Яша представил себе Зину, сходящую по трапу. Вместе с Борисом.
– Аванс ты получил сегодня ночью. – Магда вытянула ногу, – у меня маникюр облез. И мне нужны деньги.
– Ты никогда не говорила мне про деньги, – Яшу она стала раздражать, – откуда у меня – деньги?
– Раньше у меня были. – Магда не удивилась. – А теперь нет. А ты подписал контракт, значит, у тебя есть деньги.
Яша вынул из кармана трешку и понял, что теперь он будет жадным – потому, что у него появились деньги.
– Вот, – он положил трешку на кровать, – больше у меня нет.
В мастерских никакого переполоха по поводу отъезда Зинаиды не было. С Яшей здоровались, он отвечал, и вдруг понял, что отношение в мастерских совсем иное, чем в театре. Там он был монтировщиком, а здесь – модельером, и Яша ощутил разницу…
– Яш, тебя САМА Зе-Ве к телефону, – кто-то крикнул на бегу, – в кадрах!
И Яша – побежал! «Зе-Ве» – Зинаида Валерьевна звонила из Парижа. У телефонного аппарата стояла оживленная группка, вырывали друг у друга трубку, переспрашивали, уточняли, прикрывали свободное ухо ладонью, покрикивали, – да тише же вы, ни хрена не слышно! В ответ тут же раздавалось, – конечно, какая у них в Париже связь? Или, – Лондон йес, Ивантеевка плиз! Яше тут же дали горячую от чужого уха трубку. Яш, – Зина говорила сухо, но голос был такой – уверенный, и ощущалась какая-то победная злость, – мы тут по бумагам все отлично провели, я даже не ожидала, если честно. Остались формальности, но это не суть. От Кемаля к тебе подъедут, давай, форсируй джинсу. Тебе дадут закройщиц, мужскую и женскую. Неделя срок, понял? Понял, – Яша кивнул, – а что с тканями? И дальше пошел профессиональный разговор, и Яша вдруг поймал себя на мысли, что ему это в кайф, и он краем глаза видел, что вокруг стоят и ловят каждое его слово, потому что теперь и от него, Яши, зависел их успех. Яша хотел хоть как-то обозначить перед Зиной то, что он скучает, и то, что он не понял, зачем это она отдала ключ Магде, и вообще сказать ей что-то трогательное из их, прежней жизни – но не посмел. Он даже сказал – хорошо, Зин Валерьевна, я вас понял, – вроде как пошутил, но уже было ясно, кто из них, двоих – главный.
День завертелся, как бешеный, Яшу тормошили, поили кофе, приносили какие-то образчики тканей, он разговаривал по телефону, отбивался от «моделек», которые бесстыдно прохаживались одетые, как Магда – то есть, практически обнаженные. Жизнь неожиданно оказалась наполненной, осмысленной, и он даже набросал на крафтовых листах пару-тройку эскизов, и все вокруг ахали, и Яша, совершенно счастливый, вышел из дверей мастерской и пошел по переулкам, раздумывая, куда бы ему пойти? В Мак Дональдс? Нет, теперь у него были деньги! И Яша отправился в «Арагви». Жизнь менялась столь стремительно, что он сам не успевал за ней. Внезапно Магда показалась ему кем-то из прошлой жизни, вроде грузовичка без колес – милой игрушкой, не нужной во взрослой жизни.