Зина представляла собой абсолютную ошибку. Её погрешность относительно идеала женской красоты была просто чудовищна. Отдельно взятые, Зинины части были вполне даже ничего, но, когда все это складывалось вместе, хотелось закрыть глаза или посмотреть на обложку журнала «Советское кино». Как-то раз, Яша обошел Зину по окружности, и, сняв очки, зажмурился резко, а потом, открыв глаза, перевел взгляд на репродукцию «Рождение Венеры» кисти великого Боттичелли, висевшую немного косо, над бабушкиной кроватью. Слушай, Зинаида, – Яша покусал свой указательный палец, – давай, мы из тебя сделаем красавицу! А я, что, – Зинка слезла со стула, – некрасивая, по-твоему? Бабушка воспитала Яшу честным, что впоследствии осложнило ему жизнь, – нет, нормальная, местами вообще хорошо, но можно же лучше? И вот Зинаида, украшенная подобно дому Борщова, совершенно изменилась. За неимением раковины Яша поставил Зину в таз, из легкого газового шарфа соорудил Зине прическу, и загримировал ее – бабушкиной пудрой, маминой помадой и акварельными красками – провел зеленые стрелки от уголка глаза к вискам. Раздевать Зинку Яше даже не пришло в голову. И вот, в тазу, на пятом этаже хрущевки, вдруг появилась совершенно прекрасная девушка, красоте которой не помешала даже школьная форма и испачканный чернилами фартук. Яша, – бабушка варила кизиловый компот, – что ты делаешь? Зачем ты поставил Зиночку в таз? А что с её лицом? – бабушка сложила полотенце вчетверо и забросила его на плечо, – таки красотка! Надо же? Ты что, НАРИСОВАЛ ей новое лицо?

И Яша опять – задумался. О том, как можно изменить объект. Самыми доступными средствами. Преображенная Зинка-Карасиха переминалась с ноги на ногу, громыхая тазом, а Яша смотрел на неё – и влюблялся. Пойдем в кино? – спросил Яша, и Зинаида церемонно согласилась.

Бедная Яшина мама, запертая в коконе своего молодого еще тела, в однокомнатной квартире, в жалобном положении «разведенки», пыталась всячески превратиться в бабочку, и, радостно поведя обсохшими крыльями, вырваться из Новых Черемушек, сбросить дешевые туфли и заношенный костюм джерси и улететь – к морю. Маме повезло, Яше – не очень. Торопливо расцеловав сына, так отвратительно подробно напоминавшего Аде бывшего мужа, она улетела в Эйлат. Навсегда. А Яша подумал, что это неплохо, и даже прекрасно, потому что скоро наступит лето, а бабушка обязательно поедет на дачу, к своей подружке Наталье Генриховне и он с Зиной… а вот, что именно он будет делать с Зиной, Яша так и не придумал.

Отъезд бабушки в «Заветы Ильича» ровным счетом ничего не изменил. Опыта проведения любовных свиданий не было ни у того, ни у другой, но у Зины был отец, всё ещё влюбленный в жену, потому было представление хотя бы об антураже. Дешёвый «огнетушитель» портвейна был до половины выпит под мерцание новогодних витых свечек и музыку. Удачным оказался лишь музыкальный ряд – Зинка стащила у старшего брата диск «Yellow Submarine» и, торжественно, держа диск между растопыренных пальцев, водрузила его на резиновую тарелочку проигрывателя «Аккорд». Собственно, «Beatles», и спасли ситуацию – под музыку можно молчать, дышать, целоваться или, просто – прикрыть глаза. Портвейн оказал свое пагубное воздействие, и оставшуюся часть вечеринки Яша и Зина провели в совмещенном туалете, справедливо поделив «удобства». Яше досталась раковина. Больше к любви они не возвращались, к обоюдной радости, и, сдав положенные экзамены за 8 класс, решили, что достаточно держаться за руки в живой, наполненной чужими словами и смехом, полутьме кинотеатра. Зарубежная жизнь, блага которой в СССР так тщательно скрывались теми, кто этими благами пользовался, лезла изо всех щелей. Зарубежное кино, особенно доступный демократичный итальянец Челентано, демонстрировало невиданные в СССР интерьеры, шмотки, машины, стрижки, вина, еду – даже аромат духов витал в зрительном зале. Пока еще Яша размышлял о загранице, именно как о декорации, то есть, как бы Европа – это СССР, но удачно видоизмененный – берём «советские» кирпичики, украшаем! Оп! Берем Зинку, украшаем! Оп! ТАМ вроде было все, что есть здесь. Дома, машины, рестораны. Но что-то убеждало Яшу в том, что «Песняры» это не «Beatles», водка это не виски, а брюки техасы, пошитые рукодельцами в подвале, вовсе не джинсы «Lee». Зинка, та смекнула насчет разницы еще раньше, и носила джинсы старшего брата, прикрепляя их на отцовские подтяжки. Если сверху надеть мужскую рубашку, выходило даже очень и ничего, джинсы гремели при перемещении внутри штанин худых Зиночкиных ног, и клеш был такой, что нога болталась в них свободно – как язык в колоколе. Мешало одно – выбраться из них, чтобы сходить «в кустики», было проблематично. Зиночка вообще начинала меняться буквально на глазах, пропадала в очереди за французской тушью «Lankom», делала тональный крем из материнского Ланолинового, фабрики «Свобода» и пудры и какао, и вообще, обуржуазивалась буквально на глазах. Яшу же поразил заграничный интерьер, воспроизвести который в советских условиях было невозможно, даже при наличии связей в магазине сантехники или «1000 мелочей» на Ленинском проспекте. Пока Зина работала над внешним, Яша стал работать – над внутренним. Журнал «Посев», «Голос Америки», «Труба», «Плешка» – порочный путь, на который ступил Яша, был извилист, опасен, но привлекателен.