– Мне? – Зина сняла митенки, – ничего. Я не ради тебя это сделала. Ради мамы твоей и бабушки. Ради тебя я и пальцем не шевельну. Прощай, Измайлов, не сдохни от счастья.

Яша вышел на Профсоюзную улицу. Настроение у него было, как у человека, голову которого просунули в петлю, а он стоит, и ждет, когда вышибут из-под ног табурет – и прощается с жизнью, а тут его хлопают по плечу, петлю снимают, и говорят, – прости, мужик, мы пошутили, ты свободен. К пивному ларьку была очередь, стоять было, как говорили Яшины друзья, «без мазы», но хотелось выпить, просто, чтобы обозначить радость свободы. Купив бутылку дешевого портвейна, Яша сковырнул с нее ключом пластиковую пробку, предварительно погрев её зажигалкой. Он сидел на скамейке, под огромным старым и уродливым пыльным тополем и пил портвейн из горлышка. Ему было так хорошо, что хотелось обнять весь мир. Вся эта дурацкая история разрешилась неожиданно благополучно, да еще и не надо было теперь жениться на Зине – Яша даже помотал головой, представив себя в ЗАГСе. Когда портвейн согрел и расслабил Яшу, он вдруг вспомнил, что есть еще и Магда! А где же Магда, он совсем забыл о ней, а вдруг она – умерла… Хмель исчез, появилось сосущее чувство под ложечкой, Яшу снова затошнило от страха. Нет-нет, – отогнал он от себя эту мысль, – если бы что-то случилось, меня бы не отпустили. Наверное, ее скоро выпишут, – и Яша, лавируя между прохожими, заспешил к метро.

Около больницы, казалось, ничего не поменялось. Все те же озабоченные родственники, равнодушный персонал, грубость. Зрелище чужой боли притупляло свою, но Яша уже стоял в хвосте очереди в «Справочную».

– Мигалова? – переспросила дежурная. – Марина?

– Нет, – Яша старался не дышать в окошко, – Магда. Мигдаль.

Дежурная перелистала тетрадку, – а нету такой. Почем я знаю, где она? Тебе надо, ты и ищи.

Дверь в квартиру Магды на улице Академика Павлова никто не открыл. Яша стоял, звонил, стучал кулаком, стучал ногой, пока не высунулась взлохмаченная голова из квартиры напротив:

– Чего долбишь? Нет здесь твоей шалавы, давно нет. Хоть пожили спокойно! Хоть бы она издохла где! – и дверь с шумом захлопнулась.

До Татарской улицы Яша добрался уже к вечеру. Нырнул в арку своего дома, встал, задрав голову, словно рассматривая ночное московское небо. Дом, образовавший колодец, обнимал собой крошечный двор, в котором так и росло знакомое Яше с детства дерево. Яша прислонился к стволу вяза и стал мысленно путешествовать по квартирам дома – вот, тут жили Хамидуллины, огромная семья, отец и мать были дворниками, занимали полуподвальное помещение, а Яша всегда бегал к ним за крупной серой солью, которой тетя Диля посыпала лёд. А вот окно Решетниковых, у них был огромная собака овчарка, которая спала на балконе и отчаянно лаяла, если кто-то выбегал во двор. А вот там жила тетя Галя, машинистка, которая отдавала маленькому Яше испорченные листки для рисования, а вот там жили сестры Зайончковские, старшая была пианисткой, а младшая пела под ее аккомпанемент в кинотеатре «Победа», а там… а там вдруг показался знакомый профиль. Со двора было видно, что в комнате полутьма, но что-то вспыхивает в такт ритму – как будто лампочки на елке. В тишине двора Яша услышал Магдин смех, и слова «Свэн, сделай потише…» Задернули штору, и музыка стала слышна еще более явственно, и что-то звякнуло, будто упал, но не разбился стакан.

Три коротких – никто не открыл, четыре коротких – шаркающие шаги, грохот дверной цепочки, вопрошающий глаз в вертикальной щели.

– Теть Маш, это я, Яша. Яша, Измайлов? Помните?