– Папа Иоанн интересный собеседник, – Юстина внезапно одолела отдышка. Справившись с ней, он продолжил, поднимая голову на исполинские ветви векового древа: – Ты хоть вдоволь подышал, а то бледный и из дворца не вылезаешь.

– А мне незачем вылезать. Это тебе подавай лечебные источники, – произнёс августейший племянник и сгустил тон: – Неважный у тебя вид.

– Душновато тут, я бы вернулся, – выговорил василевс Юстин. Он до сих пор ощущал запах сырости, пропитавший монастырь.

– Ты хоть не заразился от него?

– Пётр, – Юстин назвал сына сестры данным тому при рождении именем, и племянник сразу насупился, – ты же слышал, его хворь не заразна.

– Если лекари квестора Прокла не ошиблись.

– Знаешь, бедняга даже сидит с трудом. Скоро оклемается – тогда примем у себя.

– Немудрено подхватить заразу, раз отказываешься от удобств, – ехидно заметил Юстиниан.

Он рассуждал так: понтифик спокойно мог погрузиться в корабль в Риме и по водам Тирренского, Средиземного, Эгейского и Мраморного морей добраться до Константинопольской гавани, а не рисковать жизнью, делая крюк по суше. Его несколько беспокоила непредсказуемость Иоанна. Ещё его одолевала обида из-за того, что он не стал третьим лицом в переговорах.

– Тут соглашусь, – рассудил василевс. – Им пришлось от бандитов отбиваться в Иллирии, представляешь?

Из глубины леса донеслись прерывистые оклили кукушки.

– Что за свиток ты отдал? – Мужчина помоложе вертел шеей, пытаясь высмотреть издающую звуки птицу. – Надеюсь, там не список варварских имён в алфавитном порядке.

Юстин сделался серьёзным:

– Обращение остготского рекса! Если в двух словах, Теодорих послал папу просить за служителей-ариан.

– Вернуть сан еретикам? Позволить проповедовать? – Пётр Савватий додумал в правильном русле. – Ты и так пошёл на немыслимые уступки!

– Ради мира, – несколько смутился император, осознав, что его ответ больше походит на оправдание. – Иоанн признался: рекс чаще впадает в ярость. Помнишь слухи о заточении Боэция? Теодорих казнил его. Якобы за измену.

– Жаль. Боэцию раньше удавалось держать в узде маразматика, – посетовал Юстиниан и добавил: – Флора расстроится, всё-таки любимый поэт.

– Кстати, о ней. – Юстин потёр височные впадины большими пальцами, попутно закатывая глаза. – Не передумал? Честно говоря, я скептически настроен.

– Не так сильно, как тётя. Вы всё твердите про её безродность, только не женат ли мой дядя на бывшей рабыне?

– Справедливое замечание, Пётр. – Увесистые капли пота стекали на опухшие веки василевса.

– Раз так важен престиж, то можно объявить её дочерью сенатора. Разве проблема? Но я ни за что не стану выпрашивать благословение!

– Мы с Ефимией любим тебя…

– Знаю. Ладно, полно трёпа, мне пора.

– Куда? – удивился император.

– Как же: на клятву букелариев.

– Ааа, память подводит.

– Маркела забираю. Это хоть помнишь?

– Не мало одного телохранителя?

– Так со мной ещё пять слуг.

Через несколько минут слуга-конюший уже помогал Юстиниану взобраться на серогривую лошадь. Семеро всадников, поднимая пыль на просёлочной дороге, ускакали в сторону столицы.

Кесарий с аппетитом поглотил ломтик купленного хлеба. Дионисий же откусывал понемногу и жевал неспешно. Они вдвоём прогулочным шагом направлялись вверх по дороге. Жара, немного смягчаемая бризом, мешала взбираться.

– Истинно, цены и правда столичные, – размышлял монах. – А вот та монетка с буквой «Е» – это сколько?

– Восьмая часть фоллиса. Если в фоллисе сорок нуммиев, то… – Секретарь запутался в простом делении.

– Пять! Ах, не ведаю, как вас отблагодарить. Мне и отплатить нечем.