Заметив, как магистр завёл беседу с императрицей, Кесарий сдвинулся с места и принялся пробираться к Велизарию. Зал был явно переполнен. Прокопийский старался не задеть никого из важных особ или и не наступить на ниспадающие полы одежд. Мимо шмыгали слуги с подносами. Угощения манили, и Кесарий не смог побороть желание взять несколько оливок из чаши и набить ими рот.

Десятки голосов с разных сторон гудели, подобно осиному рою. Все обсуждали что-то, делились мыслями и просто поддерживали беседу в кругу единомышленников. Кесария заинтересовали обрывки разговора трёх сенаторов в тогах, стоявших с опахалами из гусиных перьев, и он сделал передышку рядом с ними, дабы послушать внимательнее.

– Пусть чернь сама жалуется в префектуру. Откуда у Ипатия тяга к обывательским невзгодам? Отыгрывает сердобольного? Верно, он не в себе. – негодовал первый сенатор.

– Отнюдь, мой друг. Он даже не заступился за брата-взяточника, – ответили ему.

– Ипатий и Пров из разной закваски.

– Господа, умерьте пыл, – пожурил их третий. – братья Дикоры, предположу, тут. К чему перемывать кости за их спинами? Давайте лучше о насущном: справится ли второй магистр? Опыта у него мало.

«Второй магистр? Речь-то точно о начальнике. А кто тогда первый?» – задумался Кесарий, а потом вспомнил о Сите, магистре Колхиды и Лазики на восточном направлении, по совместительству свояке Юстиниана, женатом на родной сестре Флоры.

– Иначе нельзя. Как считает, Ктесифон-град возьмём?

Во время следующей остановки секретарь чуть не врезался в неприметного и низкорослого Филоксена Сотерика.

– Пока удалось побывать консулом разок… – похвастался секретарю Сотерик, так как спутал его с внезапно удалившимся от него аудитором магистра оффиций.

Поняв свою ошибку, он задумчиво приоткрыл рот:

– Вы?..

– Уже ухожу, – откланялся Прокопийский.

Он остановился на расстоянии девяти-десяти шагов до Велизария и Флоры и, само собой, держался поодаль. Но и оттуда его дурманил благоуханный аромат духов, рассекавший сухой воздух.

Императрица постоянно придерживала спадающий светлый платок с рисунком из россыпи фиолетовых цветов.

– Постараюсь запомнить, сиятельная августа, – отвечал на не дошедшую до уха секретаря реплику Велизарий, а после поцеловал ей ладонь на прощание.

Магистр резво зашагал к выходу. Кесарий увязался за ним.

– Упарился! – произнёс военачальник, когда подчинённый оказался рядом.

Вскоре они покинули пределы зала и оказались на восточном крыльце, свободном от людей. На мелкоступенчатую мраморную лестницу без перил падала тень.

– Кстати, запомните и потом запишите: смешать щепотку толчёного розмарина с соком анемоны и водой в отношении один к двум.

– Как пожелаете, – ответил секретарь. Он задумывал уточнить, о чём речь, однако магистр тут же сам пояснил с явным недовольством:

– Антонина пожаловалась подруге на мои мучения от бессонницы – стоило дома три ночи провести. Неудобно как-то.

«Ого, его жена так тесно общается с василисой! – подивился бывший переписчик канцелярии. – Интересно, какова она? Мы ведь не пересекались».

– Могу задать вопрос, флавий?

– Можешь.

– Когда мы отправляемся из Виза́нтия?

– После всех приготовлений. Крайний срок – конец месяца, – ответил Велизарий. – Скажи, почему ты называешь город именно так?

– Виноват. Не буду, если надо.

– Нет никакой вины. Просто мне непривычно. Так почему?

– Издержки классического образования.

– Вот как! А чем «классическое» отличается от обычного?

– Афинская школа вообще своеобразна. Подачей знаний, да всем! Мои учителя – помешанные на древности. Отстаивали самобытность нашей культуры и её независимость от римской.