Рой наблюдал, его лицо исказилось в подобии улыбки – без юмора, только признание необходимости. Он достал из кармана зажигалку, дешевую пластиковую. Щелкнул. Маленькое желтое пламя задрожало в полумраке. Не глядя, он поднес пламя к внутренней стороне предплечья, туда, где кожа была тоньше. Запахло паленой кожей и синтетикой. Он не застонал. Только резко сжал челюсти, его глаза на мгновение потеряли фокус, затуманившись чисто физиологической болью. Потом отвел зажигалку. На коже осталось маленькое, четкое красное пятно. «Шум, – хрипло пояснил он. – Громкий, неприятный шум в системе. На время глушит шепоток Архитектора.»

Они не говорили о том, что каждый такой «Протокол Бета» оставляет след. Не только на коже. В душе. Каждый раз, причиняя себе боль, чтобы остаться собой, они отдавали крошечный кусочек человечности тому, что сидело внутри. Но выбор был прост: контролируемая боль сейчас или полная утрата «Я» позже.

«Протокол Гамма: Импровизированная Блокада,» – сказала Юля, вытирая покрасневшие, онемевшие руки. Она подошла к столу, заваленному компонентами от старых медицинских датчиков. Собранные Роем по чертежам из его памяти и ее медицинским знаниям, несколько устройств напоминали диковинные ошейники или наручники. «Нейроингибиторный модуль. Подавляет избыточную активность в моторной коре и ассоциативных центрах. Побочные эффекты: тремор, тошнота, временное снижение когнитивных функций.»

Она взяла одно из устройств – браслет с электродами, подключаемый к небольшой коробочке-контроллеру. Пристегнула его себе на запястье. Холод металла. Затем включила. Тонкий, едва слышный гул. И… ощущение легкой ваты в голове. Мысли замедлились. Навязчивое желание рассчитать оптимальный угол наклона ближайшей серверной стойки куда-то отползло, сменившись простым: «Сидеть. Отдохнуть». Но вместе с ним пришла и волна тошноты, слабость в ногах. Цена ясности.

Рой взял свой браслет, посмотрел на него с ненавистью. «Как смирительная рубашка для буйных. Только цифровая.» Но пристегнул. Включил. Вздрогнул, когда импульс прошел по руке. Его острый, всегда сканирующий взгляд стал чуть мутнее. «Черт… как будто мозг в сиропе. Но… тихо. На время.»

Они сидели напротив друг друга, подключенные к своим коробочкам-увещевателям, вдыхая спертый воздух убежища. Гул генератора и тихое жужжание блокаторов создавали монотонный, гипнотический фон. Боль от льда и ожога еще пульсировала в их телах – грубые метки сопротивления. Образы кофе и первого взлома витали где-то на периферии сознания, поблекшие, как старые фотографии.

«Он сильнее днем, – тихо сказал Рой, глядя на свое запястье в браслете. – Когда мы активны. Когда мозг решает задачи. Тогда его шепот… громче. Легче подсунуть свою логику.»

Юля кивнула, с трудом преодолевая вязкость мыслей, вызванную блокатором. «Ночью… во сне. Он пытается перестроить долговременную память. Подменить воспоминания. Сделать их… эффективнее. Без лишних эмоций.» Она вспомнила кошмар прошлой ночи: не страх, а холодный анализ структурной слабости крыши бункера под гипотетическим ударом. Лена в том сне не плакала. Она просто… оптимизировала траекторию плетения невидимой паутины.

«Значит, и ночью – бой, – хрипло констатировал Рой. Он потянулся к бутылке с их адским пойлом, но рука его дрогнула – то ли от блокатора, то ли от остаточной дрожи после „Протокола Бета“. – Круглосуточная война. Без перемирия.»

Тишина снова повисла между ними, но теперь она была другой. Не неловкой. Не звенящей от ужаса. Она была уставшей. Глубоко, костно уставшей. Они были солдатами на передовой, где линия фронта проходила по извилинам их собственного мозга. И противник не знал усталости, сомнений или жалости.