– Ох, и шустрые вы дети! – сказал я, щёлкнув пальцем по его носу. – А какой знак ты нацарапал?

– Линия, отсекающая вершину пирамиды, – мальчишка пальцем на песке нарисовал треугольник, вершину которого отсекала прямая линия. – Вот это она просила нарисовать, я и нарисовал.

Я купил малышу горсточку тигровых орехов за медную монету, достав её из кошеля, висевшего у меня на поясе.

До самой корчмы моя персона больше не привлекала внимание ни продавцов, ни покупателей древнего базара, всецело поглощённых процессом торга, хотя я ловил на себе любопытные взгляды в основном молодого поколения. В любопытстве молодых людей, как раз не было ничего необычного. Личность чужака, внешне заметно отличавшегося от местных парней, естественно, должна бросаться в глаза. К чужакам всегда относятся настороженно – кто знает, что от них можно ожидать.

Вокруг, кроме предмета торговли слышались разговоры про какое-то касание и шествие кандидатов. Я попробовал снова напрячь те структуры мозга, которые отвечали за память Ксандра, но опять-таки ожидаемая пустота. Хорошо поработали архитекторы этой странной игры, лишившие меня полезных знаний. Значить им нужно, чтобы я дошёл до всего сам, или хотят скрыть от меня что-то важное.

Я вдруг вспомнил картинку на стенах храма, может это шествие, высеченное в камне, и есть то самое, что они называют шествием кандидатов в касание? Забавно, что память Максима Гордеева исправно работает в новом теле, в отличии от памяти Ксандра. Внезапно мозг прошила догадка. Кажется, тот мальчишка рассказывал мне события моего сна, в ту самую ночь перед моим похищением. Да, я помню ту девушку, с которой встретился взглядом на базаре. Ну, да, я рассматривал лук в лавке торговца, ещё подумал, что лук слабоват и не сбалансирован, и тут появилась она возле лавки со сладостями, потом прошла вереница рабынь, следующих за своей госпожой с разной поклажей на плечах. Я помнил, как по всему рынку искал ту красавицу, но, она как будто растворилась в воздухе, как мимолётное видение. Эх, встретить бы её ещё раз, уж тогда бы её я ни за что не упустил.

В корчме, несмотря на ранее время было людно. Она представляла собой открытую веранду с крышей. Люди сидели на циновках, расстеленных прямо на глиняном полу, вокруг низеньких тростниковых столиков. Посетители корчмы поглощали кусочки мяса, срезанные из тушки какого-то животного, вращающегося на вертеле. Мясо, щедро приправленное специями и соусами, подавалось завернутое в большой зелёный лист. Очень удобно – разворачиваешь и ешь, как из одноразовой посуды, а лист выкинуть не жалко.

Я заказал себе порцию и уселся за свободный столик. Основной, вернее, единственной темой разговора среди посетителей корчмы было всё то же пресловутое касание. За ближайшим столиком сидело четверо мужчин среднего возраста. Внешним видом они ни чем не отличались от общей массы людей, встреченных мной на базаре. Их спор о вреде или пользе касания привлёк мое внимание. Я молча жевал довольно вкусное мясо и слушал их спор:

– Послушай, Савдот, – говорил тощий старик обращаясь к весьма упитанному мужчине с гладким лицом, с нарисованным под глазами чёрной краской узором – вот ты говоришь о святости касания, мол жрецы отбирают только достойных из наших детей, я же тебе отвечаю – вздор! Они не честь нам оказывают, а грабят наши семьи. Лишают наш народ самых лучших наших сынов и дочерей. В последний праздник разлива реки мы не смогли даже набрать крепких молодых мужчин для спуска в воду ладей со статуями божественной семьи. Да, и танцевать и веселиться приходится всё больше старикам, а не весёлой молодёжи.