Работяга

…По окончанию института, когда я выбрал местом работы город Новокуйбышевск, все очень удивились – крутили пальцем у виска и говорили: “Куда ты лезешь! Зачем тебе эта клоака?” В то время Новокуйбышевск действительно был городом-изгоем. Но мне нравилось, что там есть настоящее живое предприятие.

На заводе меня направили во второй цех – цех пиролиза. Там все очень серьезно. Температура в реакторе 830 градусов, давление пирогаза на выходе 40 атмосфер, открытое применение огня и тому подобное. Все это дело мощнее тротила в 13 раз. В общем, работа серьезная, не для слабаков.

Начинал я не очень здорово. Месяца полтора пробыл инженером-стажером – болтался по цеху и всем только мешал. Мне это дело быстро надоело и я попросился в рабочую смену. Моя первая рабочая должность называлась “кочегар котлового утилизатора”. Позже я стал аппаратчиком пиролиза.

Мой первый начальник невзлюбил меня после одной истории. Как-то утром он подошел ко мне, встал за спиной и смотрит, что и как я делаю. Я на это реагирую нормально – начальник интересуется, как работает подчиненный, все в порядке. А он, естественно, все наши приборы измерения и контроля не знает, его конечный результат интересует. И вдруг его взгляд привлек один прибор – абсолютно второстепенное оборудование с простой функцией. Он за ним минут пять пристально наблюдал. Потом поворачивается к старшему оператору и говорит: “Что-то здесь нехорошо”. А там ничего плохого по определению быть не может. Старший как-то смутился и ко мне: “Слышал, что начальство говорит? Что-то у нас тут плохо”. А я говорю: “Он вам х… сморозил, а вы его и слушаете. Все у нас в порядке. А если начальство тут поруководить желает – пусть сначала матчасть изучит”.

Начальник цеха после этого меня в упор не замечал. А за глаза стал называть гладиатором. Наверное, еще из-за моего внешнего вида. Летом жарища, от печи так и парит, поэтому роба до пупа расстегнута…

* * *

…Где-то в это время у меня родилась дочь. Квартиры в Новокуйбышевске у нас, естественно, не было, и каждый день я мотался на работу и обратно из Самары. Друзья приезжали, продолжали крутить пальцем у виска, говорили: “Ну что ты там застрял, поехали к нам на «Нижнекамскнефтехим», мы там уже начальники смены. Да и с жильем у тебя сразу все решится». А я все аппаратчиком торчал.

И стал я подумывать – а может, и правда плюнуть на все, да и поехать куда зовут? Ведь нам, пролетариату, терять нечего, кроме своих цепей. Но как раз в этот момент я попался на глаза Лидии Ивановне, доктору наук, которая вела все мои курсовые проекты. “Вить, как дела?” Отвечаю: “Все нормально, работаю”. – “И кем же?” – “Аппаратчиком”. – “Как так? Ты что, с ума сошел! Почему аппаратчиком?!” Дело в том, что учился я действительно хорошо и в институте мне прочили неплохую карьеру.

После этой встречи вызывает меня секретарь парткома Владимир Ефимович Попов. А мне тогда что-то совсем трудновато было – дочь разболелась, на работе запарка, в общем, жизнь загоняла немножко. Пришел к нему, даже побриться не успел. Он мне и говорит: “Пойдешь работать в седьмой цех”. А мне что седьмой, что двадцать седьмой. Работать везде готов.

В седьмом цехе где-то с полгода я также проработал аппаратчиком, тоже по сменам. А затем меня назначили начальником смены, это уже инженерная должность. И практически сразу после этого мне выделили в хрущевке, на первом этаже, двухкомнатную квартиру! Вся семья была на седьмом небе от счастья.

Помню, зашел я в этой связи оформить какие-то бумаги в профком. И наблюдаю такую картину: профорг сидит, подперев щеку рукой, окно открыто, он смотрит в это окно, а прямо перед ним на полу валяется женщина, кричит благим матом, что-то ей позарез нужно. А он сидит и вдаль смотрит. Вот, думаю, выучка какая у человека, терпеливый какой, сволочь. С тех пор на дух не переношу таких вот «терпеливцев»!..