– Ты совершенно права, моя дорогая, – ответил я, – и я собирался сделать тебе то же самое предложение. Лучше всего прийти туда как можно раньше, чтобы успеть поразмыслить осущем перед началом службы!

– Фу, Чарльз, – перебила она, – все это очень верно, но этоне то, что я хотела бы видеть… Я имею в виду, что мы должны пойти туда с достоинством. Ты знаешь, что церковь находится в двух милях отсюда, и я протестую, мне не нравится видеть, как мои дочери плетутся к своей скамье, раскрасневшиеся от ходьбы, и смотрят на весь мир так, словно они победили в забеге в халатах! Итак, мой дорогой, мое предложение таково: вот две наши пахотные лошади – жеребёнок, который служит нашей семье уже девять лет, и его компаньон Ежевика, которые за прошедший месяц почти ничего не сделали. Они оба растолстели и обленились. Почему бы им не сделать что-то так же хорошо, как нам? И позволь мне сказать тебе, что, когда Моисей их немного подстрижёт, они будут выглядеть вполне сносно!

На это предложение я возразил, что пешая прогулка была бы в двадцать раз более благородным занятием, чем такое жалкое средство передвижения, поскольку Ежевика косоглазый, а Жеребёнку нужен хвост, я привёл веский довод, что их никогда не привязывали к поводьям, но они знают сотню ужасных трюков и ужимок, а у нас только одно седло и заднее сиденье во всём доме. Однако все эти возражения были сразу отринуты, так что я был вынужден подчиниться. На следующее утро я заметил, что они были весьма заняты сбором ресурсов, которые могли понадобиться для экспедиции; но так как я понял, что это займёт много времени, я зашёл в церковь раньше, и они пообещали вскоре последовать за мной. Я прождал около часа в читальном зале, ожидая их прихода; но, не обнаружив, что они пришли, как ожидалось, я был вынужден начать и прочёл службу, не без некоторого беспокойства, обнаружив, что они отсутствуют.

Когда все было закончено, моё подозрение только усилилось, а семья так и не появилась. Поэтому я пошёл обратно конным путем, который составлял пять миль в окружности, хотя пешком было всего две, и, когда прошёл примерно половину пути домой, увидел кавалькаду, со скоростью каварерийской черепахи двигавшуюся к церкви – мой сын, моя жена и двое малышей восседали на одной лошади, а на другой – две мои дочери. Я спросил, в чём причина их задержки, но, судя по их виду, вскоре понял, что в дороге они столкнулись с тысячью мелких неприятностей. Сначала лошади отказывались трогаться с места, пока мистер Берчелл не стал настолько любезен, что прогнал их вперёд примерно на двести ярдов своей дубинкой. Затем ремни заднего сиденья моей жены порвались, и они были вынуждены остановиться, чтобы починить их, прежде чем продолжить путь. После этого одной из лошадей взбрело в голову остановиться, и ни удары, ни уговоры не могли заставить её двигаться дальше. Я нашёл их, когда они только оправлялись от этой печальной оказии; но, видя, что всё в порядке, признаюсь, их нынешнее унижение не слишком огорчило меня, поскольку это дало бы мне много возможностей для будущего триумфа и научило бы моих дочерей большему смирению.

На следующий день, в канун Рождества, нас пригласили в компанию пожарить орешки и подшутить над соседом Фламборо. Наши недавние унижения немного смирили нас, иначе, вероятно, мы с презрением отвергли бы такое приглашение; однако мы позволили себе быть счастливыми и теперь. Гусь и клецки, приготовленные нашим честным соседом, были великолепны, а рулет из баранины, даже по мнению моей жены, которая была большим знатоком, оказался превосходен. Правда, его манера рассказывать истории была не столь изысканной. Россказни его были слишком длинными, и очень скучными, и сочредотачивались исключительно на нём самом и его персоне, и мы уже раз десять смеялись над ними, однако были достаточно любезны, чтобы посмеяться над ними ещё раз.